Куда, черт возьми, она подевалась?
Но потом я увидела ее. Краем глаза я заметила ее конский хвост, а затем и все остальное. Она стояла примерно в двухстах футах отсюда. Я позвала ее, но в моем голосе было что-то скрипучее, и теперь я поняла, что так долго задерживала дыхание, что не могла говорить. Я так смеялась над Кэррин, которая говорила мне делать глубокие вдохи в каждый сложный момент жизни, но вот я бежала за своей сестрой, которая, возможно, планировала причинить себе вред и находилась в реальной опасности, и по какой-то идиотской причине я сама перестала дышать. За годы, прошедшие после моей собственной попытки самоубийства, я уменьшила громкость стольких чувств, успокоила свой разум от любой потенциально расстраивающей неопределенности, заблокировала возможность причинения боли, отвержения или разбитого сердца, которые когда-либо могли проникнуть в мою жизнь. Но теперь, когда я разбила сердце своей сестры, единственное, что мне могло помочь,– это не слишком сильно переживать и не слишком сильно плакать. А это значит – голодать без кислорода, необходимого каждому человеку для выживания.
Я снова позвала сестру и попыталась опустить диафрагму, попыталась втянуть в легкие хоть какой-то воздух, но, кажется, я не могла вдохнуть, не выдохнув сильнее, быстрее. Джессика замедлилась, но и я тоже. Она стояла в какой-то небольшой очереди, перед ней было, может быть, человека три, они ждали чего-то у небольшого здания. Я не знала, что это было за здание.
Я опустилась на колени. Может быть, если я смогу подышать свежим воздухом… Но сейчас я смогла только упасть. «Падаю»,– прошептала мне какая-то часть моего мозга. Падение. В восьми процентах самоубийств, в которых не присутствовало оружие, веревка или таблетки, была потеря крови, и еще кое-что: падение. Мои колени ударились о землю, затем и правое плечо. Фокус моего зрения сузился, так что я потеряла из виду дальние края, а затем все ближе и ближе, и вскоре я смотрела только на одно. На мою сестру. Она была уже первая в очереди. И вот она уже была готова. Она ждала, когда что-то произойдет, оглядываясь назад, как будто ожидая увидеть меня. Видела ли она меня? Пожалуйста, пожалуйста, Джессика, оглянись и посмотри на меня.
Но она ждала не меня. Это было что-то другое. Что-то смертоносное. И когда мой взгляд затуманился, я увидела, как она запрыгнула на качели, и качели поднялись в воздух, а затем она оказалась на подъемнике, поднимаясь высоко в небо, все дальше и дальше вверх и прочь от меня.
Моя последняя мысль перед тем, как все погрузится во тьму, была: Я падаю.
Миа
Сначала, находясь в трансе от того, что только что произошло, я не совсем поняла, что заставило меня пойти к горе. Моя машина была припаркована в квартале отсюда. Я могла бы сесть в нее, поехать обратно к маме и плакать целую неделю.
Но я не села в свою машину. Я почувствовала, что мне небезопасно садиться за руль. В конце концов, я дрожала, и мои глаза затуманились слезами. И я была зла – так невероятно зла – на сумасшедшую хакершу, которая только что все испортила, на Такера, но больше всего на себя. Если бы я просто сказала одну-единственную правду две недели назад, все было бы по-другому? Что, если бы я сказала еще тысячу правд между утратой Энди иМайка и сегодняшним днем? Тогда, может быть, я бы не потеряла себя.
Но я этого не сделала, и теперь какой-то механизм пришел в движение. Что-то важное, осознала я, когда мой пульс начинал приходить в норму. Я не знала, что это, но я видела это в глазах девушки с перебинтованными запястьями. Я знала, что мне нужно найти ее, убедиться, что с ней все в порядке. Я знала это с такой же уверенностью, с которой научился узнавать в тишине костра, в поле, заросшем люпином, или в удовольствии спокойной прогулки в гору свою собственную интуицию.
От улицы, на которой я находилась, до горы четыре квартала пешком, и я решила, что мне нужно быстро преодолеть их. Когда я бежала трусцой, я оглядывала каждую боковую улицу, задаваясь вопросом, села ли Джессика в машину, нашла ли ее сестра – Пейдж Миллер, насколько я помнила,– и увижу ли я когда-нибудь эту женщину снова?
Мой желудок сжался. Если я не смогу их найти, что тогда?
Полагаю, я просто куплю телефон в одном из магазинов торгового центра и удалю все, что она опубликовала. Я могла бы удалить неживые отражения себя вместе с разглагольствованиями, которые я сама чувствовала миллион раз, но никогда бы ни за что не выложила вСеть. Я могла бы написать, что вернулась из медового месяца и обнаружила, что мой аккаунт взломан, и превратить еще одну промашку в триумф в социальных сетях.
В конце концов, это принцип бренда.
Но к черту мой бренд. Мне есть дело до своей матери, Дьюи иАзалии, кемпинга, гамаков, собачьей еды и горного неба. Мне есть дело до свежих яиц с только что срезанными травами и сыром, и историй о прекрасных родах, и о том, как я взбиралась на гору Уайлер и спускалась обратно. Мне есть дело до того, чтобы кто-то, кого я однажды встретила, впервые принял позу вороны, и до того, как хороший глубокий вдох в саду исцеляет скорбящие сердца и микрофлору кишечника. Мне есть дело до людей, которые следили за мной, которые чувствовали себя уязвленными тем, что опубликовала Пейдж, и мне есть дело до людей, которые почувствовали себя плохо из-за этого.
Больше всего мне есть дело до девушки с перебинтованными запястьями.
Даже в самом длинном списке вещей, которые меня волновали, у меня больше не было места для позиции «мой бренд». Когда я поняла это, я побежала быстрее.
А потом я, заикнувшись, внезапно остановилась за мгновение до столкновения.
С телом.
Это было тело женщины, которая взломала мой аккаунт. Я в панике наклонилась, нащупала ее запястье, теплое и с ощутимым пульсом, и позвала на помощь. Мужчина – симпатичный парень, которого я видела раньше перед «Сонным медведем» сего велосипедом,– подбежал ко мне и заявил:
–Я позвонил в911 для Пейдж, но Джессика, ее сестра, пропала.
–Кто ты такой?– спросилая.
–Я Тим,– объяснил он.– С часу дня – твой подписчик.
Я отмахнулась от этого:
–Забудь про Pictey. С ней все в порядке?
–С кем из них?– уточнил незнакомец.– Ну, неважно, это не имеет значения, потому что я не знаю, в порядке ли хоть кто-то из них. УПейдж, по крайней мере, есть помощь в пути. Младшая, Джессика, пару недель назад в твоих комментариях рассказала о том, что хочет покончить с собой.
–Я знаю,– сообщила я ему, а сердце забилось быстрее.– Я пошла искать ее, потому что волновалась. Я не знаю, что там произошло между ними двумя, но явно что-то нехорошее.
–Я не видел ее с тех пор, как она убежала,– говорит Тим.
–О боже!– воскликнулая.– Она бы не стала…– Я имею в виду, не из-за ссоры между ее сестрой-хакером и интернет-знаменитостью. Не стала бы ведь, да?…
Тим озабоченно пожал плечами.
–Я не уверен. Я знаю, что она твоя большая поклонница.
