Я фыркаю:
–Дело не в ней, Кассий.
–Так, значит, дело в мести? В твоей мести.
–Ты свою осуществил,– тихо говорю я. Вспоминаю, как он стоял над моей бабушкой, истекающей кровью. Как он убил Айю, женщину, которая была мне как мать.– Ты не спишь. Ты пьешь. Ты проповедуешь и охотишься на пиратов. Мы нигде не задерживались дольше чем на месяц. Думаешь, это потому, что ты защищаешь меня? Потому, что твой священный долг – спасать торговцев, которые по своей воле рискнули сунуться в Пояс, чтобы набить кошелек? Черт побери, перестань хоть на мгновение лгать себе и признай, что ты допустил ошибку! Ты впустил в дом волков. Если ты просто будешь «добрым человеком», это не исправит содеянного. И бесконечные скитания – тоже. Нет иного искупления, кроме как убить волков, закрыть дверь и восстановить порядок. Только так мы можем улучшить положение вещей. Только так мы можем исправить миры.
Мне хорошо известна непреклонность моего друга, однако я питаю какую-то мальчишескую надежду, что сумею достучаться до его разума. Но вместо этого его глаза неумолимо суровеют, и я понимаю, что нашему товариществу пришел конец. Мир, некогда воцарившийся между нами, погружается во тьму.
–Ты был со мной десять лет. Она заполучила тебя в мгновение ока. Неужели ее чары настолько всесильны?
Мне становится жаль Кассия: очевидно, он осознает, что потерпел неудачу. Не потому, что не сумел защитить меня, а потому, что не смог убедить в своей правоте. Внушить мне, что боль, которую он мне причинил, была справедливой. Если бы он смог убедить меня, именно меня, тогда, возможно, он и сам окончательно уверился бы в том, что совершил благо. Я отнял у него эту надежду и малейший шанс обрести душевный покой.
Десять лет братства испарились в один миг.
Мы смотрим друг на друга и видим чужих людей.
Кассий щелкает пальцами, подзывая охранников:
–Мы закончили.
Те приближаются, и я отхожу в сторону, уступая им дорогу. Они ведут его вниз по лестнице – навстречу смерти.
У подножия лестницы Кассий останавливается:
–Этот поединок – не ради меня. Он ради тебя. Если ты хоть немного любишь меня, позволь мне умереть.
За черной дверью в узкой расщелине между серыми камнями находится Кровавая Арена. Это круглый амфитеатр, высеченный в горе. Каменные драконы, лоснящиеся и перламутровые от конденсата, свисают с темного потолка среди изваянных цветков лотоса, словно для того чтобы пить кровь, которую Раа столетиями проливали здесь ради разрешения ссор. Слуги заканчивают соскребать желтый и зеленый мох с части скамей, вырубленных в скале. Скамьи окружают белый мраморный пол. В центре пола на бледном камне красуется знак золотых. Сотни ауреев собрались вокруг, глядя, как блистательный сын Марса идет навстречу их бледному поборнику. Многие из них ионийцы, но я вижу также гербы семейств Кодован, Норво, Феликс и прочих. Здесь представлены десятки лун, и не только из числа спутников Юпитера. Меня проводят на скамью в третьем ряду, где сидит семья Раа; она насчитывает более тридцати человек, несмотря на прорехи в их рядах,– это места тех, кто заключен сейчас вместе с Ромулом в Пыльных Камерах.
Окраина повинуется старым обычаям.
Я смотрю куда угодно, лишь бы не на Кассия, когда Шанс, юная белая, несущая белый мешок, выводит на бойцовскую арену Справедливость, старую слепую женщину с молочно-белыми глазами и полупрозрачными волосами. Однажды эта девочка вырастет и, если достигнет состояния трансцендентности, наберется мужества и химически ослепит себя, чтобы самой стать Справедливостью. Это высшая честь для белой расы жрецов. Воспитанные в монашеских святилищах, они стремятся расстаться с человеческой природой и воплотить в себе дух правосудия. Хотя в Сообществе под управлением моей бабушки многие белые стремились к более мирским и прибыльным высотам.
Поединщики преклоняют колени; хрупкая жрица шепчет слова благословения и поочередно касается плеч бойцов веткой лавра. Кассий смотрит в пол. Возможно, он все еще мысленно пребывает на Марсе со своим отцом. Когда Справедливость завершает благословение, помощники-белые ведут ее к костяному креслу в первом ряду.
Шанс развязывает мешок и сыплет на мраморный пол белый песок, пока двое мужчин не оказываются в центре большого песчаного круга. Помню кровь, заливающую такой же белый песок, когда я в детстве наблюдал, как молодые ауреи на арене шинкуют друг друга из-за мнимых обид. Кажется, лишь вчера я видел Кассия, юного и смелого, прорубающего себе путь сквозь ряды дуэлянтов Луны. Я всегда считал этот обычай глупостью. Суетным проявлением гордыни. Теперь я сижу в оцепенении, заново проигрывая в голове наш с Кассием разговор, и разрываюсь между своей преданностью ему и уважением к собственной совести.
Кто-то проскальзывает на пустое место рядом со мной. Я поворачиваюсь и вижу Серафину. К моему удивлению, в ее глазах светится сочувствие. Неужели Кассий был прав? Неужели это сочувствие исчезнет, если сейф откроют и она узнает, кто я такой? Допустит ли она, чтобы я умер? Конечно. Наши предки столетиями ненавидели друг друга.
–Мне жаль, что тебе приходится смотреть на это,– говорит она.
–Если бы тебе было жаль, ты бы остановила это,– отвечаю я.– Не я один спас тебе жизнь. Но, конечно же, вы, я полагаю, считаете благодарность причудой трусов.
–Я сказала, мне жаль, что ты вынужден на это смотреть. Но я не жалею о том, что он должен умереть.
–Он не убивал ни твоего деда, ни сестру, как бы ты ни пыталась извратить прошлое. Это нелепо. Он прибыл уже после резни. И он выполнял приказы своей правительницы.
–Он участвовал в расправе. Кровь на его руках.
–Ну а его кровь будет на твоих.
Мне надоело смотреть на нее. Легкое несовершенство ее черт, тяжелый взгляд, угрюмый рот, который так привлекал меня,– все это теперь кажется мелким и уродливым.
Серафина не сводит с меня глаз:
–Жнец отнял у тебя всю семью, когда ты был еще ребенком, Беллона. Ты можешь забыть? Можешь простить?
Я молчу, потому что не знаю ответа.
Дидона в окружении своего семейства наблюдает за стоящим на арене Кассием. Чуть дальше сидит дряхлая Гея, продолжающая притворяться ничего не понимающей. А за ней, отдельно от семьи, восседает вместе с рыцарями-олимпийцами Диомед. Все они одеты в черное. Нобили украдкой посматривают на него, и каждый по-своему решает, пострадала ли его честь из-за того, что не он бросил вызов Кассию. Диомед – единственный Раа, хотя бы отчасти сохранивший мое уважение. Лишь олимпийцы не принимали участия в перевороте – так приказал архирыцарь Гелиос Люкс, глава их ордена.
Они сидят словно в пропасти, разделяющей две группы. Подслушивая, я узнал, что половина здешних могущественных золотых была вызвана в Сангрейв из своих горных городов еще до начала переворота, под ложным предлогом срочного совещания,– приглашения разослала Дидона от имени Ромула. Как только они прибыли сюда, люди Дидоны разоружили их и взяли под стражу. Здесь нет вооруженных черных или серых: низшим цветам не место у Кровавой Арены.
