Поединки – это святое. Для зрителей обязательны приличия и манеры.
Сейчас увидим, долго ли они продержатся.
Дидона встает и поднимает руку, призывая к молчанию. Ее единомышленники уважительно стихают, а вот союзники ее мужа в знак оскорбления принимаются разговаривать друг с другом и поворачиваются к ней спиной, выражая антипатию. Это бесит Дидону.
–Вы знаете лицо…– Ее слова тонут в гомоне.– Вы знаете лицо…
Приверженцы Ромула начинают говорить еще громче. Сидящая рядом с Дидоной Серафина наблюдает за происходящим с легким весельем. Диомед не приходит на помощь матери. Как и архирыцарь Гелиос. Беллерофонт смотрит на Дидону, ожидая указаний. Она жестом велит ему начинать и садится на свое место, гневно стиснув зубы.
Рыцарь бьет клинком об пол. Раз, другой – пока не воцаряется тишина.
–Кассий Беллона, я вижу тебя.– Беллерофонт крадучись идет по кругу, гаста тянется за ним.– Ты мерзкий стервятник. Бесхребетная шавка. Ты вступил в заговор, чтобы убить моего деда и сюзерена. Ты пытался убить мою кузину в расцвете ее лет. Ты предал устав Сообщества и помог Королю рабов с Марса. Ты явился сюда под личиной, задумав недоброе.– Беллерофонт ухмыляется.– За все эти оскорбления ты понесешь наказание. Будешь скулить и истекать кровью.
Люди Ромула умолкают, глядя на Кассия. Все знают, что он предал правительницу, хоть ее тут и не считали своей. У них не укладывается в голове, что Кассий попал на окраину совершенно случайно. Так что их легко убедить, будто Дэрроу прислал его сюда с какой-то гнусной целью. Кассий знает это. И Дидона тоже знает. При отсутствии искомых доказательств она использует Кассия, чтобы подавить несогласие с ее переворотом.
–Я пришел по своей воле,– глухо произносит Кассий.– Я не имею никакого отношения к республике.
Беллерофонт смеется:
–Лжец!
–Если вы думаете, что я лжец, приведите доказательства и судите меня. Нет? Значит, у вас нет доказательств, и вы прибегаете к кровной мести ради справедливости. Что абсурдно само по себе. Но чего еще можно ждать от деревенщины с окраины? Вас же никто не учил хорошим манерам.– Кассий усмехается.– Что же касается кровной мести – я не оспариваю ее.– (Нобили встречают его признание голодным молчанием.)– На моих руках кровь детей и многих других. Я не жду милосердия. Я лишь прошу в случае моей гибели оказать честь моим костям и отправить их на солнце.
Беллерофонт по-хамски плюет на пол:
–Не будет тебе никакой чести. Я скормлю твой труп гончим, чтобы они могли срать тем, что останется от тебя, Беллона. Но твои глаза я положу в банку, чтобы они могли видеть, как я обращу твоего брата в пыль.
Серафина с отвращением фыркает. У рыцарей-олимпийцев и большинства присутствующих заявление Беллерофонта вызывает резкое неодобрение. Гелиос подает знак Диомеду, и тот рокочет:
–Тебе окажут честь согласно твоей просьбе, Беллона.
Его кузен приходит в бешенство и едва не бросается к зрительским рядам, чтобы ударить Диомеда и завершить их предыдущую стычку.
Я чувствую на себе взгляд Дидоны и понимаю, что Кассий был прав. Снова прав.
Конечно же, все это устроено ради меня. Они считают меня слабым звеном. Думают, что ради спасения жизни Кассия я предоставлю им то, что отказался дать он сам. Глупцы. Они видят мои тонкие руки и лицо без шрама и верят, что я слаб. Опасное это дело – судить о клинке по его ножнам. Я молча сижу и смотрю, как Беллерофонт орет на Шанс, указывая на ветку вяза у нее в руках:
–Сломай чертову палку, девчонка, или я сделаю это за тебя!
Вздрогнув, Шанс сгибает ветку; икогда та ломается, поединок начинается.
Мужчины не бросаются друг на друга: они идут по кругу, примериваясь. Школы центра и окраины редко сходились в поединках – по крайней мере, после того, как Ревус запретил ионийцам участвовать в дуэлях на Луне. Большинство домов окраины последовало его примеру.
Согласно старинному обычаю поединщики сражаются без доспехов, правда Кассию дозволили надеть эгиду – небольшой генератор щита встроен в металлический наруч на тыльной стороне левого предплечья. В правой руке у него свернутый клинок. Ему могли бы дать незнакомую, зато более длинную гасту, но вместо этого вручили клинок внутренних областей.
Гаста Беллерофонта скользит за ним по полу, словно змея, намазанная маслом: почти три метра в виде хлыста и два метра в виде копья. В ножнах на левом бедре у него короткий меч для колющих ударов – китари.
Превратив свой клинок в копье, Беллерофонт вскидывает зловещее черное лезвие. Руки подняты над головой, острие нацелено на Кассия. Беллерофонт напоминает сейчас странного бледного скорпиона, водящего жалом в воздухе.
Это стойка «тенепад»– ее используют мастера клинка окраины.
–Он тень?– спрашиваю я у Серафины.
Девушка не отвечает. Ее напряженный взгляд не отрывается от арены.
Кассий настороженно наблюдает за непривычной позой противника. Он держит свой клинок в твердом состоянии у бока в блоке «путь ивы». Эгиду он крепко прижимает к груди, готовый активировать щит. Я моргаю. И к тому моменту, как мои веки поднимаются, клинок Беллерофонта поворачивается у него в руках, превращается в хлыст и хлещет Кассия по лицу.
Кассий отклоняется назад. Слишком медленно. Лезвие срезает лоскут кожи у него на лбу. Кровь течет по его лицу. Беллерофонт использует инерцию, чтобы развернуть хлыст и снова послать его вперед, метя на этот раз в ногу Кассия. Он полагается в атаке на длину гасты и свой рост и заставляет черный клинок обрушиваться бешеной чередой невероятно быстрых ударов. Это напоминает мне скорее манеру Дэрроу, чем приемы Айи или Кассия.
Смаргивая кровь с глаз, Кассий отступает под натиском противника, сгибаясь, кружа и отклоняясь, а металлическая плеть тем временем выбивает искры из каменного пола. Гибкое лезвие Кассия бесполезно против более длинного хлыста Беллерофонта, и потому он держит оружие в жесткой форме, для защиты, и отбивает большинство ударов, полагаясь на эгиду. Время от времени он пытается сократить дистанцию, но, хотя Кассий сильнее, Беллерофонт более проворен, к тому же привычен к здешней силе тяжести. Он не переставляет ноги, а скользит по мрамору. Каждый раз, когда Кассий пытается подобраться ближе, Беллерофонт скользящим движением уходит в сторону, переводит оружие в жесткую форму и едва не протыкает Кассию живот копьем.
Двое мужчин расходятся; их мир – крохотный и яростный. Инстинкт велит им бежать прочь, вырваться из ужасных границ круга, но разум и воля удерживают поединщиков на арене и они снова бросаются друг на друга. Кассий много лет не встречался с таким противником. Я не уверен, что он вообще когда-либо сталкивался в настоящем поединке с кем-нибудь из мастеров «тенепада».
Каждый из них – мастер своего искусства, каждый использует свой набор приемов, затверженных за многие годы. Каждый прощупывает противника, испытывает его, потом они сцепляются в яростном обмене ударами; клинки – слепящий шквал, а взлет хлыстов воспринимается как размытое движение. Кровь брызжет на белый мрамор, на трибуны и попадает на лицо ребенка, сидящего тремя рядами выше. Я даже не могу понять, кто из бойцов ранен, пока Кассий не спотыкается. Лоскут кожи с мышцей свисает с длинной резаной раны на левом плече – глубокой, до кости. Из раны хлещет кровь. Беллерофонт пользуется моментом и снова атакует.
