–Дайте черной девочке встать,– говорит он.
Отпущенная шипами Вольга кое-как поднимается на ноги. Она скорее зла, чем напугана.
–В конечном счете лишь она оказалась верна. Я ценю верность. И потому ее жизнь будет моим прощальным подарком тебе. Испытанный, верный друг. Ты счастливец. Имеешь куда больше, чем большинство воров может себе позволить.
Я смотрю на герцога и сглатываю желчь.
–Тогда я благодарю вас за покровительство, герцог. Я полагаю, наши дела завершены.
–На сегодня.
Я подставляю плечо хромающей Вольге, и мы направляемся к лифту.
–Эфраим!– окликает меня герцог; язамираю, опасаясь нового поворота событий.– Мне интересно, куда ты сейчас пойдешь?
–Спать.
–В одиночестве? Жаль. Ну а после этого?
–Не знаю. Не загадывал так далеко.
–Теперь у тебя есть деньги – все твои. Достаточно денег, чтобы уйти на пенсию. Чтобы делать все, что пожелаешь. Но я знаю тебя, и ты не из тех людей, которые покрываются пылью. Тебе нужна бурная жизнь. Нужна, чтобы чувствовать себя живым. Чтобы вообще что-то чувствовать. Мы всегда хотим большего – такие люди, как ты и я. Королева может дать тебе то, чего ты жаждешь. Не без моего участия.
Я бросаю взгляд на Горго, потом спрашиваю у герцога:
–Вы предлагаете мне трудоустройство?
Герцог улыбается:
–В том числе.– Он дает Горго визитку, тот приносит ее мне. На ней белым по черному напечатан номер датапада.– Когда заскучаешь, обращайся. Я всегда нуждаюсь в том, кто готов протянуть руку помощи.
Пытаюсь взять визитку, но Горго крепко вцепился в нее длинными ногтями. Визитка рвется пополам. Горго щелчком отправляет свою часть мне в лицо. Я поднимаю обрывок с пола, кладу в карман, и мы с Вольгой уходим, изо всех сил стараясь не особенно спешить. В глубине души я желаю кролику более быстрой смерти, чем досталась Кире. Крыса она или нет, зеленая была из моей команды. И теперь кое-кто мне изрядно задолжал.
43.Лирия
Уличная дичь
Мои туфли шлепают по мокрому тротуару. В ушах эхом отдаются выстрелы скорчеров. Заряды вгрызались в пол у моих ног, когда черные гнались за мной в той недостроенной башне. Их было трое, все в черном. Волосы как выбеленная кость. Они двигались быстрее, чем собаки в лагере 121, отталкивались от стен и балок, как будто там вообще не было гравитации. Я думала, что мне конец,– меня загнали в угол. Единственный выход – прыжок вниз, в бездну.
Но я увидела открытую вентиляционную трубу. Я не знала, есть ли у нее дно, но нырнула внутрь. Оружие преследователей испарило лист металла у меня за спиной. Я пролетела десять этажей, прежде чем сумела растопырить ноги и руки и остановить падение. Трение стесало мне кожу с ладоней и вывихнуло плечо. Но остаток пути я сумела сползти, как меня учил мой брат Энгус в шахтах Лагалоса.
Впервые в жизни я рада тому, что такая маленькая.
Добравшись до конца вентиляционной трубы, я вылезаю наружу, нахожу строительную лестницу, ведущую вниз, и ковыляю по улицам зоны реконструкции. Но черные продолжают преследовать меня.
Я не могу их обогнать, поэтому запрыгиваю в мусорный бак за многоквартирным домом и наваливаю на себя гниющие отходы. Вокруг меня, кажется, снуют крысы размером с ребенка и тараканы размером с крысу и кусают меня за спину и за руки. Но я лежу, словно мертвая, и слушаю, как черные что-то воют друг другу на своем чуждом языке. По моему левому предплечью проходит полоса обжигающей боли. Должно быть, я сломала кость во время падения. Кто-то идет. Я задерживаю дыхание.
Кожа на руках кровоточит. Я кривлюсь, сжав в руке блестящий пистолет, который забрала из машины Филиппа. Я слишком напугана, чтобы развернуться и пальнуть по черным. Я никогда прежде не держала оружие в руках. Смогу ли я выстрелить в человека? Кто они вообще такие? Кому Филипп передал похищенных детей? Боссом был тот розовый, но я не слышала его имени. Если бы только я знала имя Филиппа… Его настоящее имя.
Ненавижу этого подонка.
Эта ворона застрелила Кавакса. Они его убили.
Собираются ли они расправиться с Паксом и той девочкой? Пожалуйста, пусть детям сохранят жизнь. Иначе их смерть останется на моей совести. Пожалуйста…
Я шевелюсь в мусоре. Мухи жужжат над моим лицом. Запах возвращает меня к свалке у лагеря 121. Я снова чувствую, как Лиам прижимается к моей груди, как бьется его сердечко. Это уже чересчур. Я выпрыгиваю из мусорного бака, в панике отмахиваясь от мух. Боль пронзает плечо. Я стою на коленях на улице среди окурков и чувствую, как напряжение в груди отпускает по мере того, как мой форменный пиджак, на самом деле похожий на смокинг, промокает под дождем.
Думай, Лирия. Думай.
Надо бежать. Но куда мне идти?
Правительница сочтет, что я замешана в этом, и меня убьют или посадят в тюрьму до конца жизни. Я не могу вернуться в цитадель. Но Лиам…
Улицы населены одними тенями. Холодный дождь идет с тех самых пор, как мы улетели из башни Квиксильвера. У меня стучат зубы. Я вспоминаю доброе лицо Кавакса, думаю о его словах. Он сказал, что Софокл выбрал меня. О том, что в мире все еще осталось волшебство. Долбаная ложь.
Я – это яд. В цитадели я все время обижалась на своих хозяев. Я ненавидела правительницу. И поэтому детей украли. Потому, что я оказалась гнилой. Я была так глупа, что поверила серому.
Я прячу пистолет Филиппа под пиджак, выбираю направление и пускаюсь в путь, держась в тени. Бегу рысцой, но плечо болит так сильно, что мне приходится останавливаться примерно после каждого третьего квартала. Я сую руку под одежду, вцепляюсь в пистолет и вовремя ныряю в дверной проем: по улице с ревом проносятся несколько ховербайков. Байкеры в шлемах, черных и блестящих, как жуки, всматриваются в тени вокруг. Я падаю на землю, начинаю трястись, как наркоманка, и царапать у себя под носом, как будто только что вдохнула черную пыль. Один из байкеров останавливается в десяти метрах от меня, потом мчится дальше, решив, что у меня приход.
Мне нельзя здесь задерживаться. Они найдут меня, как едва не отыскали на свалке возле лагеря 121. Я встаю. Осторожно выбираюсь из тени и иду дальше в поисках лифта. Но все многоквартирные дома – лишь низкие постройки под решеткой фундамента, поддерживающего высотки, и все здания, связанные сквозным переходом, укреплены и защищены огромными запертыми дверями. Я стучу в несколько дверей, но меня не пускают. И я иду по старым надземным трамвайным путям, ищу станцию. Может, рядом с ней отыщется лифт. Откуда-то сквозь дождь доносятся ностальгические звуки. Цитра. Алые. Возможно, они помогут мне.
Под трамвайными путями находится заброшенная станция, вся расписанная граффити. Вокруг нее вырос палаточный городок бродяг. В палатках светятся огоньки электронных устройств, а вокруг горящей бочки греются люди.
–Ой, а кто это тут у нас?– подает голос заметивший меня мужчина.– Ты заблудилась, крошка?
