–Может, я и полукровка,– говорит Севро.– Но в конечном счете ты все равно сука, а у меня все еще два уха.– Он вытаскивает нож из ботинка, хватает Тарсуса за волосы и отсекает ему левое ухо.
Тарсус кричит от боли, и Безъязыкий делает шаг к Аполлонию. Но этого не требуется. Тот бесстрастно наблюдает, как корчится Тарсус.
–Аполлоний…– шипит Тарсус.
–Я тебе говорил: следи за манерами.
–Мать была права. Ты сумасшедший!
–Я не сумасшедший!– рычит Аполлоний, делает шаг вперед, и Тарсус отшатывается, внезапно охваченный ужасом. Но гнев Аполлония развеивается так же быстро, как и вспыхнул.– Я не сумасшедший,– повторяет он тихо, потом расплывается в улыбке.– Я просто жажду жизни и острых ощущений войны. Так почему я должен был отказывать себе в удовольствии, когда эти двое спустились, чтобы предложить мне величайшую игру?– Он вздыхает.– Я знаю, тебе трудно снова видеть меня, дорогой брат. О, насколько, должно быть, легче тебе было, когда твой сварливый родич томился в бездне! Зато мне было нелегко переносить все это. Ни изоляцию, ни скуку, ни страх, что нить моей жизни оборвется, прежде чем я достигну пика славы. Но знаешь, в чем заключалась самая глубокая, самая темная моя скорбь?– Он подается вперед.– Знаешь? Это был страх, что милый, любимый брат, соратник в борьбе против всего мира, причастен к моему заключению в тюрьму.
–Причастен? Я? Что за чушь!
–Неопровержимая правда.
–Это ложь!– вскидывается Тарсус.– Они набили тебе голову дерьмом.
–В самом деле?
–Дерьмом. Наглое и нелепое обвинение.
–Брось, Тарсус. Ты действительно думаешь, что я теперь не знаю твоих уверток? Ты никогда не сможешь скрыть их от меня.
–Аполлоний, я никогда бы не предал тебя…
Аполлоний улыбается:
–Тебе следовало бы объявить кровную вражду Гримусам. Зачем бы Повелителю Праха оставлять тебя в живых, если ты не его ставленник? Ты думаешь, он таки мечтал переманить тебя на свою сторону? Тарсуса – розового пьяницу? Тарсуса-мучителя? Тарсуса – вампира Фессалоники? Шакал мог ценить твою жестокость, но остальные видят тебя насквозь и смеются над тобой, как над пьяным шутом, каковым ты и являешься. Они считают тебя гадким юнцом с драгоценной генетикой, хотя, вообще-то, дело в том, что ты юнец с армией. Вот они и держали тебя при себе, позволяя развлекаться пустыми играми, а армию использовали в своих интересах. С твоего попустительства Гримус отдал армию этим пожирателям ракушек Картиям.– Аполлоний скалится, обнажая крупные зубы.– Мою армию! Повелитель Праха одурачил тебя, брат. Ты сам знаешь. Признай это.– Он подается вперед.– Признай.
–Да,– говорит Тарсус и пристыженно опускает глаза. Теперь кровь из его уха течет слабой струйкой.– Это правда. Я знаю.– Он с надеждой поднимает взгляд.– Но у меня не было выбора.
–Не было?
–Я должен был выжить!
–Зачем? Ради беспечального существования? Чтобы макать твой член в бесчисленное множество дырочек? Ты жалкий маленький извращенец. Ты больше не ребенок.
Он хватает брата за волосы, и мятежная маска Тарсуса наконец-то дает трещину. Ужас перед расправой, от которой ему ранее удалось ускользнуть, возвращается и сминает его, как буря.
–Не убивай его,– говорю я.– Он нам нужен, чтобы попасть в темную зону.
–Убить его?– Аполлоний оглядывается на меня и видит мою настороженность.– Ухо – всего лишь ухо. Но жизнь…– Он качает головой.– Это мой брат.– Он снова переводит взгляд на Тарсуса.– Мой брат, который предал меня. Мой брат, который бросил своего возлюбленного родича гнить.– Он крепче вцепляется в волосы Тарсуса и тянет сильнее.– Мой брат, который хотел быть единственным ребенком.
–Я не…
–Что не?
–Я не хотел умирать,– жалобно ноет Тарсус.– Он сказал, что убьет меня, если я не подчинюсь. Но если пойду навстречу, имя Валий-Рат будет жить. Мать и отец скончались. Я не знал, как поступить.
–Конечно не знал. Тебе нужен я,– успокаивающе говорит Аполлоний.– Тебе нужен твой большой брат.– Он отпускает волосы брата и нежно гладит его по голове.– Ты слишком долго был один. А нужно было принимать решения… К какому ужасному одиночеству привело тебя честолюбие!
Тарсус закрывает глаза, отдаваясь прикосновениям брата.
–Прости…
–Понимаю.
–Если бы я мог все вернуть…
–Конечно. Но многое надо исправить. Потребовать фунт мяса.– Он поглаживает Тарсуса по лицу. Глаза младшего, полные слез, распахиваются в ужасе.– Нет, не у тебя, брат. Нас осталось всего двое во всех мирах. Что за радость будет наблюдать за возвышением нашего дома, если я останусь один? Я прощаю тебя, мой дорогой.– Тарсус, кажется, не верит, но Аполлоний наклоняется и поцелуями убирает слезы с лица брата.– Я прощаю тебя, Тарсус. За твои грехи. За твою природу. За все.
Тот заливается пьяными слезами.
Эта сцена не греет мое сердце. Она демонстрирует отвратительную, гнилую сущность этой семьи. Я чувствую себя замаранным оттого, что нахожусь здесь с ними и дышу тем же воздухом, и больше всего на свете мне хочется покончить с этим. Хочется быть дома с семьей, чувствовать подлинную любовь, вместо того чтобы смотреть, как эти извращенцы ткут перед нами гобелен из доминирования и жестокости. Бедный Тактус. Был ли у него хоть малейший шанс?
Севро явно тошнит от этой картины, и у меня разрывается сердце: яувел его так далеко от его девочек, от Виктры в эту яму со змеями. Возможно, Виктра была права и мне следовало оставить Севро. Тогда ни на его, ни на моих руках не было бы крови Вульфгара, и нам не пришлось бы делить воздух с этими людьми.
–Благодарю тебя, Аполлоний,– говорит Тарсус.– Благодарю тебя. Но почему ты здесь? Почему с… ними?
–Потому что фунт мяса нам нужно срезать с человека, который заставил брата пойти против брата. Вскоре Повелитель Праха умрет. Вот то дело, которое связывает меня со Жнецом. И ты, мой милый, отдашь Гримуса нам.
–Как?– спрашивает Тарсус.
–Ты устроишь нам аудиенцию,– поясняет Севро.– Доставишь нас туда ловко и аккуратно.
–Но… Повелитель Праха никого не принимает вот уже три года. Он правит в одиночестве.
–Три года?– повторяю я, не веря своим ушам.– Это абсурд.
–И тем не менее это правда.
–Но как, черт побери, такое возможно?– недоумевает Севро.
–Ходят слухи, что была попытка покушения.
–Кто его устроил?– продолжает давить Севро.
Я озадачен. Кто-то из людей Виктры? Из моих никто не смог даже близко подобраться.
Озадачен и Тарсус:
–Я думал, ты. Нет? Если кто-то хочет увидеть Повелителя Праха, приходится действовать через его дочь Аталантию.
Он смотрит на брата, и что-то происходит между ними, они будто ведут мысленный диалог. Мне это не нравятся. Рискованно было сводить их вместе. Люди, понимающие друг друга без слов, как мы с Севро,– самые опасные.
