Смущенно смотрю на Гею.
–А я думала, ты не умеешь играть,– говорит она.
–Я и не умею,– бормочу я.– Если только не забыл…
–Разве можно забыть, что ты когда-то умел так исполнять музыку? Это было великолепно, дитя.
–Я не знаю…
На один вдох, на кратчайший миг я увидел ее. Лицо матери. Нежную кожу щек. Маленький нос и четко очерченный рот. Глаза, сиявшие на лице, которое украло у меня время. Или не время, а нечто иное – крепкие замки на памяти, открытые музыкой?
–Моя мать играла,– говорю я, вспоминая.
–И она научила тебя.
–Да. Я… я не знаю, почему я не мог вспомнить.
–Иногда единственный способ выжить – запереть боль.
–Нет. Я не забыл,– говорю я, откуда-то зная: втенях кроется еще многое, что предстоит вспомнить. Целая жизнь, похороненная в моем сознании.– Я никогда ничего не забываю. Бабушка говорила, что это мой величайший дар.
–Я бы скорее назвала это проклятием.– Гея смотрит на меня сочувственно.– Моя мать умерла, когда я была молодой, как ты. Хотя сейчас она могла бы быть сморщенным ископаемым, я помню ее молодой. Смерть в юности божественна. Она замораживает цветок во времени. Это своего рода подарок – помнить ее такой, вместо того чтобы смотреть, как время разрушает и пожирает ее…– руки в синих венах рассеянно подергивают складки кожи на шее,– пока она не превратится в тень той, кем была прежде.
–Я не думаю, что вы тень,– говорю я.– По-моему, вы чудесны.
–Я не нуждаюсь в твоей жалости!– огрызается Гея, пугая меня. Потом она улыбается и снова тычет в меня трубкой.– Из тебя не такой хороший плут, как из Беллона. Верно? Ты льстишь старой дуре, но, думаю, твое сердце украла другая.– Ее глаза блестят озорством.– Моя внучка.
–Вы ошибаетесь.
–Есть женщины, в которых легче влюбиться. Впрочем, ты это знаешь. Верно ведь?
–Любовь? Есть вещи важнее любви.
–Например?
–Долг. Семья. Она позволила убить моего друга. Его смерть на ее совести.– Я опускаю голову.– И на моей. Между нами нет любви. Лишь легкое взаимное любопытство – закономерное и уже прошедшее.
–Она спасла тебя от пыток,– напоминает Гея.– Когда ее мать обнаружила, что под той маской скрывается Кассий, Серафина просила ее пощадить тебя и дать Беллона умереть достойно.
–Это случилось прежде, чем она узнала, кто я такой,– говорю я.– Единственное, что есть общего у дома Луны и дома Раа,– это ответственность за падение Сообщества. За то, что мы позволили Дэрроу разделить нас и тратить драгоценные ресурсы и корабли на противостояние друг с другом.– Я поворачиваюсь к ней.– Чего вы хотите?
Тупая боль между лопатками начинает просачиваться в голову. Я устал от происходящего. Гея разговаривает со мной так, будто мы старые друзья и что-то значим друг для друга. У меня, может, и хватило бы терпения слушать ее дальше, но не этой ночью.
–Зачем вы привели меня сюда? Явно не для того, чтобы посочувствовать мне или показать свое пианино. Я знаю, что умру. Вы поэтому перестали изображать старческое слабоумие? Потому что знаете, что я не переживу эту ночь?
–Нет. Потому, что мне нужна твоя помощь.
–Моя помощь?– Я горько смеюсь.– С чего бы вдруг мне помогать вам? Я дал вам войну, которой вы все, похоже, хотите. Этого недостаточно?
–Кто сказал, что я хотела войны?
Гея пытается встать со скамьи. Горот кидается ей на помощь, от резкого движения его колени хрустят. Гея отгоняет его и с большим трудом справляется сама. Она протягивает мне руку:
–Пойдем. Я покажу тебе.
Я медлю, потом беру ее за руку. Я поддерживаю старуху, пока она ковыляет к двери, за которой ранее исчез Арука. За дверью обнаруживается влажная комната с искусственным солнечным освещением. Пахнет цветами и выпечкой, стены оплетает люминесцентный плющ. Сенешаль здесь – разливает чай. За низеньким столиком одиноко сидит сгорбившаяся женщина с короткими темно-синими волосами, в форме заключенной.
–Пита?
Женщина вскакивает, бросается ко мне и заключает в объятия. Признаться, я шокирован, она же крепко обнимает меня. Ее макушка упирается мне в подбородок. Ее грудь прижимается к моей.
–Ты жив,– бормочет она, уткнувшись в мою шею.– Черт возьми, ты жив!
Я не ждал от нее объятий. И сам не стал бы ее обнимать.
–Пита… я должен кое-что сказать тебе. Насчет Кассия…
Пита отстраняется. Глаза у нее покрасневшие.
–Я знаю.
Я сглатываю комок, вставший камнем в горле.
–Где ты была?
Мы сидим за столиком, потягивая чай, и Пита рассказывает о выпавших на ее долю испытаниях. Ей не предоставили такого комфорта, как нам с Кассием. В первую ночь, после того как нас схватили, ее пытала Пандора, и Пита плохо помнит, что тогда рассказала. Здесь, на Ио, с ней обращались хорошо, но она никак не может утолить голод. Пока я обдумываю ее слова, она поглощает тонкие бутерброды с тарелки, поданной Арукой. Я тоже беру бутерброд, но не чувствую вкуса. Гея чистит трубку от табака коротким ножом.
–Вы так и не объяснили,– говорю я,– чего хотите от меня… от нас.
Гея недоуменно смотрит мне в глаза:
–Как ты сам сказал, тебя ждет смерть. Скоро. Вы оба умрете. Полагаю, Дидона казнит вас завтра, после суда над Ромулом. Возможно, раньше. Тихо, без шума. Скорпион черная кровь в твоей комнате. Дрон-игла. Отравленный чай.– Я неловко ставлю чашку.– Она захочет, чтобы внук Октавии Луны исчез. Ты усложняешь ее планы, Лисандр. Она не терпит никаких посягательств на свой авторитет. Поэтому тебе придется исчезнуть, несмотря на вмешательство Серафины.
–Проклятье, вы наводите тоску не хуже пустой ампулы стимулятора,– бормочет Пита. Но она не настолько подавлена, чтобы перестать жевать.– Ну и что же нам делать? Просто ждать смерти и сгинуть, как Кассий?
–Нет,– говорит Гея.– Я предлагаю вам альтернативу – выжить.
Я ждал другого ответа, но и этот годится.
–И как вы предлагаете это сделать?– резко спрашивает Пита.– Даже если мы проберемся мимо стражи и украдем корабль, нам придется миновать орудия Сангрейва. Потом нужно добраться до орбиты, прежде чем ястребы разорвут нас рельсотронами. Потом – обогнать орбитальную стражу. А что касается флота… Возможно, за нами даже не станут гнаться. Просто пошлют вслед дальнобойную ракету, и та все сделает. При побеге у нас будет десяток способов погибнуть.– Она теряет интерес к еде и отодвигает тарелку.– Мы в ловушке на этой сраной луне.
–Я понимаю твой гнев,– говорит Гея.– Но если ты еще хоть раз заговоришь со мной таким тоном, низкородная, твой язык станет удобрением для моего табачного сада.– Гея выпускает клуб дыма, и Пита бледнеет.– И да, вы в ловушке. Если только…
–Если только что… госпожа?– нервно спрашивает Пита.
