Когда Дидона заканчивает со мной, Серафина отводит меня обратно в камеру. По пути мы почти не разговариваем. Но когда она собирается закрыть дверь, я сую ногу в проем.
–Это твоя мать послала тебя ко мне в камеру?– спрашиваю я.– Я хочу знать правду.
Девушка смотрит на меня враждебно:
–С каких это пор кому-то из дома Луны стала важна правда?
57.Эфраим
Достойно герцога
Горго сообщает мне по каналу связи адрес ресторана и назначает встречу сегодня вечером. Мне удается сохранять спокойный тон, но, когда я отключаю интерком, руки у меня дрожат. Я покупаю билет в один конец. Мне остается лишь надеяться на то, что, когда я вызову спецназовцев, они прибудут быстро и решительно. Иначе обещанное помилование правительницы пригодится лишь кому-то одному.
Я знаю, что Вольга в любом случае использует свой шанс лучше, чем мог бы я.
Холидей уговаривает меня пойти в какое-нибудь государственное учреждение, чтобы переждать время до встречи, но в конце концов я убеждаю ее, что лучше, если синдикат будет видеть меня на улицах в течение дня до чудесного появления в ресторане. Холидей прощается со мной без улыбки и уходит, но не обратно в терминал, а через служебную дверь, ведущую под стыковочную платформу. Лирия останавливается в дверях и поворачивается ко мне. В руке у нее мой «всеядный».
–Возможно, он тебе понадобится,– говорит она.
Холидей разблокировала предохранитель, прежде чем уйти.
–Он точно не нужен тебе?– спрашиваю я.
–Нет.– Она хмурится.– Я не заключала сделку вроде твоей. А в Дипгрейве вряд ли разрешают держать при себе оружие.
–Вот почему не стоит ничего делать бесплатно,– бойко говорю я.
–Я буду иметь это в виду.– Лирия отворачивается и делает шаг за дверь.
–Кролик…
Она разворачивается обратно ко мне, и на миг мне кажется, что я вижу промелькнувшую в ее глазах ненависть. Она что, сказала это все про Тригга лишь затем, чтобы убедить меня согласиться? Да, это так. Она была медом, Холидей – уксусом. В ней нет прощения. Лишь усталость и злость на меня и на весь мир.
–Что?– будто выплевывает она.
Мимолетное стремление извиниться исчезает.
–Небольшой совет. Беги от них как можно дальше и как можно быстрее. Иначе они прожуют тебя и выплюнут.
–Если бы я нуждалась в совете, ты был бы последним, к кому бы я обратилась.– И с этими словами она уходит.
Я приезжаю на такси в ресторан, роскошное заведение на Верхнем Западном променаде, и мне приходится ждать еще около часа, пока прибудет Горго. Нервно отодвинув выпивку, я выхожу следом за ним из ресторана к флаеру. Там несколько ловких шипов в плащах-пыльниках обыскивают меня в поисках оружия и, как я и говорил, следящих устройств. Они забирают мой пистолет. Когда они решают, что я чист, мне на голову надевают искажающий восприятие капюшон, который погружает меня в пустынный, засушливый мир.
Передо мной по растрескавшейся земле катится цифровое перекати-поле. В отдалении воют голодные волки, а тем временем мое тело трясется на заднем сиденье флаера, пока тот взлетает и вписывается в поток транспорта. В капюшоне, впрочем, искажается и само время. Трудно сказать, сколько мы летели, час или все четыре, когда срабатывают посадочные двигатели и я ощущаю мягкий толчок приземлившегося флаера. Меня тащат вперед, подводят к дивану и наконец-то, когда волки уже готовы наброситься на меня, снимают с моей головы капюшон.
Я вижу огромную колонию муравьев, занимающую все пространство за стеклянной стеной, от пола до потолка десятиметровой высоты. За стеклом трудятся муравьи едкого желтого оттенка, размером с мой мизинец. Мельтеша лапками и жвалами, они облепили какую-то падаль на поверхности колонии и стройными рядами несут пищу с верхнего пустынного уровня в чрево лабиринта, мимо кладовых, амбаров для тли, инкубаторов для яиц и питомников с извивающимися личинками. В центре колонии тучная королева величиной с небольшую кошку, с разбухшим фиолетовым брюхом, извергает прозрачные яйца. Их тут же подхватывают и уносят муравьи-рабочие с черными мандибулами.
Во мне поднимается тошнотворная смесь любопытства и отвращения.
Горго развалился на диване напротив меня; его огромная туша совершенно неуместна в этой красиво обставленной комнате. Он зажигает сигарету. Его датапад лежит на столе, рядом с ним – «всеядный».
–О, Горго! А что это за муравьи?
–Герцог говорит, что они его успокаивают,– отвечает Горго, глядя на меня сквозь дым.
–Угостишь?– Я указываю на сигарету.
Горго колеблется, однако предлагает мне пачку «Белых карликов». Я тянусь через стеклянный стол и беру одну сигарету. Горго кидает мне зажигалку. Я прикуриваю и откидываюсь на спинку дивана, любуясь этим местом. Это комната трофеев. Редкий бриллиант, украденный через год после Падения, лежит на стеклянном столике у окна, играя роль пресс-папье. На стене в шести метрах от пола висит военный шлем с полумесяцем дома Луны. Комната усеяна бесценными сокровищами. Ни одно из них не приколочено и не упрятано под стекло. Они словно говорят: «Никто не посмеет взять нас». Великолепная заносчивость, уравновешенная угрозой. На столике лежит принадлежащая герцогу пила для костей.
–Это он все украл?– спрашиваю я.
Любуясь комнатой, я прихожу к выводу, что мне никак не добраться через стол до пистолета или датапада – Горго прикончит меня раньше. Он способен раздавить мой череп, даже не вспотев. Странная манера двигаться говорит о том, что Горго, похоже, из тех черных, которых выводят для секретных операций. Возможно, он был берсерком или даже меченым. Хотя я никогда не видел ни одного из них вживую.
Легко ли ему будет выдернуть мои руки из суставов? Я видел, как черные восстания проделывали это с пленными легионерами-серыми и с золотыми. Буду ли я кричать, как те несчастные?
–Все, что здесь находится, он украл собственноручно. До него была герцогиня. Ее корону он тоже украл,– говорит Горго.
–Удивительно, что он не разместил тут детей на каком-нибудь пьедестале.– Я пытаюсь выудить хоть какой-нибудь намек на их местонахождение. Неудобно получится, если я позвоню Холидей с ее спецназом, а предъявить им будет нечего. Но Горго не клюет.– Вернемся к муравьям. Они успокаивают его? Герцог еще и энтомолог?
Горго не отвечает. Он просто сидит, как окультуренный йети с этими его жутковатыми выпученными глазами на лице трупного цвета.
–Я не очень-то тебе нравлюсь, да, Горго?
–Да.
–Могу я спросить почему?
–Слишком много болтаешь.
–И что?
–Разговоры сбивают дыхание и замедляют размышления. В отличие от тебя, мне не нужно трепать языком, чтобы успокоить нервы.
–Общение – душа цивилизации. Иначе чем мы будем отличаться вот от них?– Я киваю на муравьев.– Носить, таскать, копать, вкалывать… Если человек выражает себя только через работу, кто он, если не муравей?– Я хочу разозлить Горго. Его спокойствие бесит меня.– Правда, попробуй поболтать.
