–Я сказал ему, что тебя стоило бы убить. Как ту зеленую.
–Беру свои слова обратно. Возможно, тебе лучше помалкивать.
–Я все еще думаю, что ему стоило бы убить тебя.
Горго не из тех людей, при которых хочется вспоминать, что ты смертен.
–Но смерть – это же навсегда. Ты бы скучал по мне.– Я выпускаю в его сторону струю дыма.– А есть какая-то конкретная причина, по которой ты хочешь загнать меня под землю?
Сегодня вечером моим легким не хватает воздуха.
Горго не отвечает. Я смотрю на его черные ботинки и пыльник:
–Мне всегда было интересно: откуда у вас эти плащи? Их вам выдают, когда вы подписываете трудовой договор, или вы сами покупаете их в каком-нибудь магазине криминальной одежды?
–Ты смешной,– хмыкает Горго.
–Спасибо.
–И каково это тебе, серый? Быть смешным.
Я оглядываюсь по сторонам:
–Да ничего так. А как тебе работа пса при герцоге?
Горго лишь улыбается своей жутковатой металлической улыбкой.
Этот человек пугает меня до чертиков. Большинство людей можно прочитать – но не этого позолоченного голема. Я понятия не имею, чего он хочет. Изображая скуку, я встаю и прохаживаюсь вдоль муравьиной колонии. При ближайшем рассмотрении я понимаю, что здесь два вида муравьев. Колонии разделены раздвижной стеклянной перегородкой почти до потолка. Возле нее скопились сотни представителей каждого вида. Это маленькие, тяжело движущиеся боевые машины. Они крупнее рабочих муравьев, с толстым панцирем, непомерно большой головой и до смешного огромными челюстями. Желтые муравьи вытягиваются вверх, словно воющие собаки, и шевелят мандибулами, а синие то выпускают, то прячут жало. Я снова смотрю на колонию желтых муравьев, приглядываюсь к питающей их падали. Подхожу ближе к стеклу, чтобы рассмотреть процесс получше. Ч-черт! Это отрубленная рука, уже почти очищенная от плоти. Слишком большая для детской. Виднеется лишь вплавленный в кости запястья металлический полумесяц, знак черных.
Ужас поднимается у меня из яиц в живот. Так вот, значит, как герцог взыскивает долги. Белог? Так, кажется, звали того черного? На меня вдруг накатывает приступ тошноты. Они собираются убить меня. Поэтому и привели посмотреть на этих муравьев. Меня прикончат и скормят этим гребаным трупоедам.
Я отворачиваюсь с отвращением. Горго смотрит на меня тихим взглядом, обещающим так много боли. Через несколько минут, когда входит герцог, черный забирает со стола свой датапад и мой пистолет и встает. Мое сердце падает, ударяясь по пути о каждое ребро, когда вслед за розовым в комнату вваливаются два телохранителя-черных.
–Ну как вы тут, хорошо провели время?– приветствует нас герцог.
–Относительно,– говорю я с искренней улыбкой облегчения.– Горго малость неразговорчив.
–И в том его очарование. Горго, сегодня ты мне больше не нужен. Иди развлекайся со своими маленькими игрушками,– говорит герцог.– Я взял на себя смелость освежить твою коллекцию.
Между губами Горго поблескивает металл.
–Его пистолет.– Он отдает герцогу «всеядный» и, коротко поклонившись, уходит.
Герцог облачен в черный халат с пурпурным отливом и черные комнатные туфли.
–Эфраим, дорогой! Как это скверно с моей стороны – заставлять тебя ждать. Надеюсь, Горго был не слишком уж скучен.
–У него словарный запас дохлой рыбы. Где вы его взяли?
–О, мы давно знакомы. Скажем так: мы вместе плавили то золото, что у него во рту. Идем-идем. Надеюсь, ты голоден.
Он кладет пистолет рядом с ножами на край стола. Достаточно близко, чтобы я мог дотянуться до ствола, завладеть им, забрать датапад герцога и подать сигнал Холидей. Но черные разорвут меня на куски…
Мы занимаем места напротив друг друга за длинным столом. Слуги герцога открывают бутылку «La Dame Chanceuse», а я наблюдаю за телохранителями в дальней части комнаты. Герцог игриво посматривает на меня:
–Должен признаться, я не ожидал, что увижу тебя так скоро. Я опасался, что, возможно, немного перестарался, убивая твоих друзей.
–Каких еще друзей? Они предали меня. Пошли они в жопу.
–Хладнокровный…– говорит герцог.– Мне нравятся рептилии. Почти так же, как насекомые!– Он кивает в сторону муравьев.– И все же я думал, что ты заскучаешь лишь через несколько недель. Похоже, ты такой же, как и я.
–Это какой?
–Неугомонный разум порождает неугомонных людей.
–Это мой ужасный недостаток,– говорю я с легкой улыбкой, подтверждая его слова.– Мне быстро становится скучно.
Теперь, когда мы находимся в относительном уединении, этот человек не беспокоится о скромности. Он кладет абрикос в рот, его взгляд скользит по моим губам.
–Надеюсь, не слишком быстро.
Я бросаю взгляд на слуг, изображая неудовольствие так, чтобы мой визави заметил.
–Ламонт, принесите еду и оставьте нас,– говорит герцог.– Думаю, сегодня вечером мы можем сами налить себе вина.
Слуги приносят несколько серебряных подносов с едой, ставят их на стол и исчезают из зала трофеев. Герцог не упоминает о трофеях, но явно хочет, чтобы я их оценил – иначе мы бы не ужинали в их окружении. Двое черных не последовали за слугами. Пожалуй, сцапать датапад не удастся. Телохранители остаются у дальней двери. Пока эти два монстра тут, я не смогу напасть на герцога. Они оторвут мне руки и забьют меня ими же, как сверчка. Я многозначительно смотрю на черных.
–Представь, что это статуи,– говорит герцог.– Башка у них точно каменная.
–Я не привык к свидетелям,– признаюсь я.
–Однако ты оставил их немало, когда похищал детей. Я думал, что ты, уходя, взорвешь челнок, по моему совету.
–Если тебе требовалось убийство, послал бы Горго.
–Мы такие брезгливые?
–Я предпочитаю считать это методичностью.– Снова смотрю на охранников.– Разве мы не можем побыть наедине? У меня такое ощущение, будто они намерены меня съесть.
–Увы. Они здесь, чтобы защищать меня. Я никогда никуда без них не хожу. Недостаток моего физического дизайна – слабые кости.– Грациозный розовый вздыхает, словно на его плечах лежит величайшая ноша.– Об этом никогда не говорят, но опасность власти – в приходящих с нею людях. Слугах, телохранителях, помощниках. Так много глаз и ушей – и так мало мыслей в рептильных мозгах. Все эти годы мне было любопытно: аесли бы золотые узнали, что творится в голове у низших цветов? Не думаю, впрочем, что господа имели какие-то подозрения на этот счет, иначе они истребили бы большинство из нас. А теперь я сижу там, где сидели они,– и знаю, что думают мои люди. Это преимущество.
–И что же они думают?– интересуюсь я, потягивая вино в попытке успокоиться. Мое сердце лихорадочно бьется – с того самого момента, как я увидел руку черного в муравьиной колонии. Вытираю влажные ладони о брючины.
