–О, разные скучные вещи. Что они могут проломить мне череп бутылкой вина, или перерезать мне горло, когда я сплю, или выбросить меня из окна. Маленькие фантазии об убийстве – вот что позволяет слугам сохранять здравый рассудок. Они говорят себе, что позволяют мне властвовать. И что если я стану слишком ужасен, то они прикончат меня и, возможно, станут властвовать сами. Но, конечно же, этого никогда не случится. Они откладывают месть, потому что в глубине души боятся не только меня, но и собственных фантазий, как и все люди. Куда легче лелеять эти фантазии и держать их где-то внутри, где они находятся под контролем. Возможно.
Он кладет мне на тарелку порцию сильно зажаренного осьминога в темном уксусном соусе. Меня и без того мутит, так что этот сладковатый запах едва не доводит меня до рвоты.
–Думаешь, я тебя боюсь?– спрашиваю я.
–Разве не в этом самая суть желания? Никто не захочет трахать того, кого не боится,– ведь в этом не будет никакого самоутверждения, никакого обретения власти.
–Интересное мнение.
–Именно поэтому были созданы розы. Первые розовые были намного красивее, чем мы сейчас, но пусты внутри. Никакого содержания за блестящей оболочкой. Они были игрушками. Стоило воспользоваться такой игрушкой, и похоть исчезала. И потому золотые превратили нас в непостижимые загадки, способные удерживать их внимание,– в мастеров искусства, секса, музыки и эмоций. Загадки, которые никогда нельзя постичь до конца, а непонимание – основа страха.
–То есть это было «да».
–Это было «да». Ты боишься.
Я наполняю его опустевший бокал. Моя рука лишь слегка дрожит. Герцог замечает эту дрожь, но приписывает ее желанию, а не золадоновой ломке и страху, от которого съеживается мошонка.
–И все же любопытно, Эфраим, почему ты вернулся так скоро? У тебя столько денег, что хватит на всю жизнь.
–Разве такие люди, как мы с тобой, могут сказать, что у них всего довольно?– говорю я.
Он улыбается:
–Ты ненасытен. Мне это нравится. Лучшее в этом новом мире…– он указывает широким жестом на трофеи,– в нем всегда найдется, что еще взять. Но ты не ответил на мой вопрос.– Его глаза становятся холодными, и он не обращает внимания на налитое мною вино.– Ну давай же. Ответь.
–Мне нужно больше,– уступаю я, молясь, чтобы он не разгадал эту никчемную брехню.– Больше, чем контракты. Больше, чем пополнение банковского счета. Это не дает удовлетворения. Я хочу от этой жизни большего, чем просто деньги.
–И чем же, по-твоему, мы здесь занимаемся?
–После этого похищения мне ясно, что на кону не только прибыль. Вы идете к власти.
–Да. Да! Это хорошая причина вернуться.
–Ну и еще навестить детишек,– говорю я со смехом. Смех чересчур громкий.
Герцог улыбается, а сам внимательно следит за мной. Эта реплика пробудила в нем подозрительность. Черт возьми, Эф, придерживайся сценария! Я скашиваю глаза на муравьиную колонию.
–Как ты представляешь себе мою роль здесь?– Я пытаюсь увести разговор в сторону.
Герцог отпивает вино и проводит пальцем по краю бокала.
–Ну конечно же, ты будешь работать под моим началом. Остальное будет зависеть от твоего воображения.
Я смотрю в окно на внутренний дворик. Стекло затонировано, но я различаю смутный силуэт личной яхты герцога. Ключи висят на золотой цепочке у него на шее. Вот он, выход.
–И профессионализма?– добавляю я.
Герцог улыбается:
–Как ты, без сомнения, заметил, эпоха фрилансеров и бродяг подходит к концу. Что это была за эпоха! Столько произведений искусства, столько сокровищ созрели для сбора! Она породила тебя. Меня. Но теперь львиная доля богатств сосредоточена в руках небольшой группы лиц. Нам следует обратить свой взор вовне, пока мы не пожрали самих себя. Найти новые методы кражи. Вот к чему ты мог бы присоединиться.– Теперь уже он наливает мне вина.– Мне потребуется творец, который сумеет создать новые, нешаблонные источники дохода. И я думаю, что этим человеком мог бы стать ты.
Я понимаю, что это может продолжаться несколько часов. Для такого человека, как герцог, подобные хороводы составляют неотъемлемую и едва ли не бо́льшую часть удовольствия. Но так черных отсюда не выгонишь. Если я снова спрошу о детях, то могу лишиться рук. И я недостаточно хороший лжец, чтобы тягаться с этим напускающим на себя важность куртизаном. Так что вместо этого я откидываюсь на спинку стула и, вытянув ногу под столом, касаюсь внутренней поверхности его правой голени. Герцог смотрит на меня, его глаза искрятся. Он промокает салфеткой губы, и с них срывается тихий, теплый вздох, когда я провожу ногой по внутренней поверхности его бедра. Я чувствую, как он застывает, и мягко веду ступню вниз, подбадривая его. А потом со вздохом ставлю ногу на пол.
–Но я не играю на публику.
–Хвардин, Йорлнак…– Герцог щелкает пальцами, и черные выходят из комнаты через двустворчатую дверь.
Он разглаживает на себе халат и проводит пальцами по пульту управления аудиосистемой. Глубокие звуки перкуссионного синтезатора разносятся по комнате, заглушая стук сердца в моей груди, но свет остается ярким. Герцог тоже откидывается на спинку стула.
–Обойди стол.
Я повинуюсь. Мое тело онемело от мандража, а внутренности урчат, требуя золадона. Герцог отодвигается вместе со стулом и поворачивается ко мне. Он тянется к поясу халата, взгляд его делается ярким и голодным, когда я встаю перед ним. Биение пульса грохочет у меня в ушах. На губах герцога появляется тень улыбки. Его тонкая рука скользит по моей ноге от колена вверх по бедру. Музыка убыстряется, и я понимаю, что она синхронизирована с его сердечным ритмом.
–Встань на колени.
Я смотрю сверху вниз на изнеженное лицо герцога и вижу в нем эгоизм хищника. Он пожирает красоту, как раковая опухоль – здоровые клетки.
–На колени!– раздраженно повторяет герцог.
Мое сердце пропускает удар, как будто я стою на краю утеса. Пора прыгать.
–Не-а. Мне и так хорошо.
–Я сказал…
Я выбрасываю руку, превращая ее в клинок, и бью ему в нос, зафиксировав локоть. Мой первый инструктор аплодировал бы этому удару. Основание моей ладони дробит нижний хрящ его носа. Опасаясь убить розового, я действую не в полную силу. И все же удар отбрасывает его на спинку стула и оглушает. Герцог тянется к своему лицу. Я хватаю «всеядный» иберу дверь на прицел. Но черные не входят. Понимая, что у герцога должно быть какое-то устройство с тревожной кнопкой, я припечатываю его руки к столу. Обыскиваю его и вытаскиваю из кармана халата датапад. Затем смахиваю кровь с лица герцога на зону ДНК-блокировки и срываю с его шеи цепочку с ключами.
–Только шевельни рукой или закричи – и я прострелю тебе голову,– говорю я под музыку.
Нос герцога расплющен и освежеван, как у свиньи. Я стискиваю его.
