–Дети здесь?– Я сжимаю пальцы сильнее.
Герцог вскрикивает и кивает. Теперь музыка пульсирует в ритме его сердца. Я набираю номер, который дала мне Холидей. В воздухе над датападом появляется ее лицо.
–Эфраим, где тебя черти носят?!
–Я с герцогом!– отвечаю я, перекрикивая музыку.
–Тебя увезли несколько часов назад!
–Сколько именно?
–Четыре. Дети…
–Они здесь. Прилетай спасать мою задницу.
Четыре часа?
–Отслеживаю твой маячок,– говорит Холидей. А потом выдыхает ругательство.– Эф, ты на другой стороне луны! Ты в Эндимионе.
Меня захлестывает ужас, бесформенный и безраздельный, как и всякий раз, когда я слышу это название. Кажется, я снова погружаюсь во тьму… Слышу крики. Визг лазерного скальпеля…
–Эндимион…– шепчу я.
Должно быть, пока я сидел на заднем сиденье в искажающем восприятие капюшоне, флаер совершил суборбитальный полет. Я думал, что все еще нахожусь в Гиперионе. Неужели время пролетело так быстро?
–У тебя нет местных агентов?– спрашиваю я.
–Никого, кто смог бы пробиться туда. И никого достаточно проверенного. Я с командой-один в Гиперионе. Команда-два ближе всего к тебе. Они уже в воздухе.
–Долго еще ждать?
–Два часа.
–Два часа…– тихо повторяю я.
Когда я ударил герцога, адреналин заглушил тошноту. Но теперь она возвращается в сопровождении ужасающих картин расправы. Лучше не думать, что со мной сделают герцогские прихвостни… Я не смогу продержать его два часа так, чтобы они ничего не заподозрили. Они поймут, что я захватил его, переведут куда-нибудь или убьют детей, а потом заставят меня пожалеть, что я вообще родился на свет. А значит – долгой спокойной ночи Вольге. Я оглядываю комнату, полную ворованных ценностей и грохочущей музыки, и смеюсь. Пошло все в шлак!
–Что тебя так насмешило, черт возьми?– раздраженно спрашивает Холидей.
–Жизнь. Как и всегда,– вздыхаю я, понимая, что скоро умру и что примирился с этим несколько часов назад. Но, возможно, я сумею вытащить отсюда маленьких гаденышей и Вольга выйдет на свободу. Возможно.– Если надо выйти из игры, Холи, лучше сделать это стильно.
–Эфраим…
–Скажи своим уродам, чтобы летели быстрее.– Я заставляю себя улыбнуться.– Увидимся.
Я завершаю разговор. Герцог все слышал. Похоже, он пришел в себя – если не физически, то морально.
–Почему…
–Где дети?
Он плюет в меня кровью. Я стираю плевок с лица.
–Сидеть!– Держа его под прицелом «всеядного», я беру со стола пилу для костей. Ее лезвие сделано в виде остроугольного треугольника.– Ну и как это работает?
Я щелкаю включателем. Пила вспарывает воздух с негромким жужжанием. Над зубцами светится прижигающий лазер.
–Ты, крыса…
–Извини, жулик, тебя не слышно. Говори громче!
–Горго!
Музыка из аудиосистемы заглушает его голос. Но я все равно отвешиваю ему оплеуху и дополнительно включаю плейлист на датападе, чтобы крики не услышали за пределами комнаты. Я нагибаюсь к уху своего пленника и кладу его правую руку на стол.
–Ты убил одного из моих людей. За тобой должок, герцог.
Он смотрит на меня:
–Убей меня – и королева спустит с тебя шкуру заживо! Я герцог синдиката!
–Где дети?– (Герцог молча смотрит на меня, в глазах плещется безумие.)– Что ж. Пора взыскать долг.
Я опускаю пилу на его запястье. Она дрожит у меня в руках, когда крохотные зубчики рассекают плоть и кость. Лазер прижигает капилляры, запечатывая их, и кровь шипит. Герцог бьется, пускает слюни и кричит, как мои друзья много лет назад. Оттого что сейчас я по другую сторону от орудия пытки, душераздирающие вопли не становятся приятнее. Я закрываю ему рот ладонью.
–Тсс. Ты не создан для такой боли,– говорю я ему на ухо.– Ты слишком остро все ощущаешь. Твои нервы чересчур чувствительны. В честном признании нет стыда. Где дети?
–В хранилище,– скулит герцог.
–Где это хранилище?
–Двумя этажами ниже. Восточное крыло.
–Какой код?
Он колеблется.
–У вас осталась всего одна рука, сэр герцог,– говорю я.
–Там биометрия.– У него стучат зубы.– Голос и сетчатка.
Вот дерьмо! Была ставка на то, что он будет держать детей где-нибудь поблизости, как часть своей коллекции, но я неправильно его оценил.
Герцог замечает, как я что-то прикидываю в уме.
–Я тебе нужен.
–Тут ты прав. Хранилище кто-нибудь охраняет?
–Нет. Для того оно и создано.
Я отпускаю его, и он прижимает руку к груди, поскуливая от боли.
–Ну тише, тише,– говорю я.– Дай я посмотрю.
Он нерешительно показывает мне руку, а когда я наклоняюсь, чтобы взглянуть на повреждения, бьет меня чем-то длинным и острым, выскочившим из-под кожи левой руки. Я в последний момент успеваю повернуть голову. Клинок проходит мимо горла, но пронзает скулу, скрежещет по верхним правым молярам и втыкается в десну. Герцог поворачивает его. Я вскрикиваю и отшатываюсь, а он пытается вырвать клинок и ударить еще раз. Я хватаю опустевшую винную бутылку, размахиваюсь – и она попадает в правую скулу герцога, проламывая хрупкую кость. Он вскрикивает и валится на пол, содрогаясь от шока.
Я вытаскиваю клинок из десны, шипя, когда он проезжается по зубам, а потом выходит из щеки. Подкожный нож. Я бросаю его на пол. Изо рта у меня течет кровь. Герцог отползает от меня; лицо его окровавлено, культя правой руки сочится кровью из-под обугленной кожи.
Глупо, Эф. Глупо.
Я хватаю его сзади за халат и поднимаю. Он легкий как перышко. Я тычу пистолетом ему под челюсть.
–Только попробуй еще что-нибудь выкинуть, и я отстрелю тебе голову с корнями,– говорю я, булькая кровью.– Ты отводишь меня к детям. Я ухожу с ними, а ты возвращаешься к прежней жизни. Ты меня понял?– (Он смотрит на меня безумными глазами. Я даю ему пощечину.)– Ты меня понял, герцог?– (Он кивает.)
Я волоку его к двери. Не понимаю, как я убедил себя, что все пройдет гладко. Поверить не могу, что положился на план, сводящийся к вызову «тяжелой артиллерии».
Испытывая безграничную ненависть к себе, я отрываю лоскут от своей рубашки, скатываю и сую в рот, прижимая к ране. На глаза наворачиваются слезы. Будь хитрым. Успокойся. Но я не могу унять лихорадочно бьющееся сердце. Такое ощущение, что у меня сейчас случится сердечный приступ. Пошевеливайся. Я отпираю дверь пальцем, дрожащим от адреналина, и открываю ее. Дверь шипит.
