Я протягиваю дрожащую руку и касаюсь головы правительницы.
Потом она встает:
–Спасибо.
Я киваю, не в силах выразить словами то, что творится у меня внутри, так, чтобы это не прозвучало глупо.
–На республику надвигается буря,– негромко говорит правительница.– Пока до нас донеслось лишь ее дыхание. Тебе еще предстоит сыграть свою роль в противодействии этой стихии.
–Но что мне под силу сделать?– спрашиваю я.
–У тебя ведь есть голос, верно? Когда я буду говорить перед сенатом, ты понадобишься мне как свидетельница. Твое свидетельство многим спасет жизнь. Оно привлечет к ответственности тех, кто стоит за этим сговором. Ты поможешь мне, Лирия из Лагалоса?
–Если вы пообещаете мне, что о Лиаме позаботятся и ему вернут зрение. Я знаю, что способ есть. Но у меня нет денег.
Правительница удивленно смотрит на меня сверху вниз:
–Ты торгуешься со мной?
–Я не помогу вам, если вы не поможете ему.
–Ну что ж. Договорились.
Я плюю себе на ладонь и протягиваю ей руку. Недоуменно взглянув на меня, правительница все-таки пожимает ее.
Холидей ведет меня к двери. На пороге я оборачиваюсь:
–Я хотела спросить… могу я увидеть Кавакса?
–Нет,– отвечает правительница.– Не думаю, что в данный момент это хорошая идея.
Я киваю и выхожу следом за Холидей. У порога своей комнаты останавливаюсь.
–Не могли бы вы сказать Лиаму, что со мной все в порядке?– обращаюсь я к серой.– Он, должно быть, беспокоится.
–Ему сказали, что ты выполняешь поручение Кавакса,– говорит она.– Так что он не тревожился из-за твоего отсутствия.
–Ну все равно. Могу я повидаться с ним? Я ничего ему не скажу.
–Сожалею, но вывести тебя отсюда, чтобы устроить встречу с Эфраимом, было уже довольно рискованно. Мы не можем рисковать еще сильнее.– Она без сочувствия смотрит на мое вытянувшееся лицо. Потом с ее тонких губ срывается вздох.– Давай я отнесу ему конфеты или тортик и скажу, что это от тебя. Это тебя утешит?
–Вы правда это сделаете?
Она пожимает плечами:
–Что он больше всего любит?
–Шоколад.
–Хорошо.– (Я выжидающе гляжу на нее снизу вверх.)– Что тебе еще? Обнимашек? Иди к себе.– Она касается запирающего механизма, и дверь уходит в стену.
–Ох!– вздыхаю я, переступая порог.– Спасибо за…– Дверь закрывается у меня перед носом.– Чертовы серые…– бормочу я.
Комната небольшая, но чистая и с полноценным санузлом. Совершенно измученная, я включаю воду в душе и жду, пока не начинает валить пар. Я вытряхиваюсь из одолженной одежды – с рукой на перевязи это очень неудобно делать – и становлюсь под струи горячей воды, думая о том, как мне повезло, что я жива. И не в бегах.
Вы бы гордились мной, Ава, ма. Я знаю это. И могу еще кое-что сделать. Помочь правительнице, пока это все не закончится,– может, нам удастся победить всех этих мерзавцев. Но не синдикат убил мою семью. Что бы ни произошло здесь, мясники из «Алой руки» уйдут безнаказанными. Разве это справедливо? Разве это правильно?
Я выключаю душ и встаю рядом с выходными вентиляционными отверстиями, чтобы горячий воздух обсушил живот и грудь. Открыв глаза, вижу на мокрой белой плитке пару белых туфель горничной. Я поднимаю взгляд. Передо мной стоит женщина-бурая, лет тридцати пяти, с двумя большими родинками, крючковатым носом и вороньим гнездом вместо прически. В руке у нее пистолет. На конце у него большая игла для подкожных инъекций. В следующий миг женщина вытаскивает эту иглу у меня из груди. Я делаю шаг к ней и теряю равновесие. Я даже не чувствую, как пол поднимается мне навстречу. Мир туманится и кружится. Последнее, что я вижу,– женщина похлопывает меня по лицу:
–Привет, предательница. Наилучшие пожелания тебе от дома Барка.
60.Дэрроу
Прах к праху
Мы с Аполлонием и Севро прорубаем себе путь, шагая по телам защитников крепости. Похоже, большинство людей отправили сражаться за стены – вероятно, чтобы не допустить высадки сил Аполлония. Оставшиеся же мало что могут противопоставить нашей объединенной ожесточенности. Прикончив возле гравилифтов трех телохранителей-золотых, разделяемся ради более эффективных поисков Повелителя Праха. Мы с Севро остаемся вместе, а Аполлоний уходит один.
Поиски длятся недолго.
–Должно быть, это тут,– говорит Севро, когда мы оказываемся перед позолоченной двустворчатой дверью.
–Внутри будут меченые,– предупреждаю я.– Надо подождать Аполлония.
–А жопу подтереть ты тоже без него не можешь?– фыркает Севро и открывает дверь пинком.– Пора платить по счетам, Повелитель Краха!
В комнате стоит тишина.
Несмотря на утонченную лепнину с цветочным орнаментом и беленые стены, в комнате сумрачно и обстановка в ней довольно скудна. Она почти пуста, не считая большой кровати с балдахином, которая стоит изголовьем к открытому балкону с видом на море. За подоконником слабо мерцает импульсный щит. Вокруг кровати сгрудилось множество массивных многоруких фигур. Сперва я принимаю их за рыцарей, но, когда столб света снаружи освещает серый металл, понимаю, что это вообще не люди, а медицинские машины. На маленьких экранах светятся витальные показания.
В изножье кровати, защищая от нас лежащего там человека, сгрудились старая розовая в ночной рубашке и двое слуг-бурых с кочергами в руках. Бурые бросаются в атаку, вопя во всю глотку. Мы сшибаем их с ног, стараясь не убить своими железными кулаками. Розовая у кровати рыдает.
–Нет!– кричит она.– Не трогайте его!
Я оттаскиваю ее от кровати, а Севро настороженно приближается. Женщина полосует меня ногтями, ломая их о мою броню.
–Чудовища!– Ее слюна брызжет мне в лицо.– Вы чудовища!
Севро бьет розовую по затылку, и я подхватываю ее, когда она падает.
В комнате стоит зловоние смерти. Севро подходит к изножью кровати и отдергивает шелковый занавес. Лицо его бледнеет.
–Дэрроу…– Он срывает шелк с каркаса.
На кровати, в гнезде из одеял, лежит остов великана. Когда я, тогда еще копейщик Августусов, встретился с Повелителем Праха, он был ростом семь футов и весил не меньше любого из Телеманусов. Ему перевалило за сотню лет, однако он сохранял величественность и вместе с тем ловкость движений, невзирая на габариты. Столь же энергичным он был во время множества наших схваток на начальных этапах войны. И хотя его лицо в последние годы часто появлялось в трансляциях центра, теперь я вижу, что это было уловкой, и понимаю, почему Повелитель Праха спрятался в своей крепости посреди моря.
От него осталась едва ли треть.
Его тело истощено и напоминает скелет. Мышцы на морщинистых руках иссохли. Кожа, прежде темная, как оникс, сделалась дряблой и покрылась желтыми струпьями; из-под белых бинтов сочится гной. Некогда яркие глаза глубоко запали, голова облысела, титанический череп туго обтянут кожей, сухой, словно тонкий слой чешуи. К машинам, охраняющим постель, тянутся провода и трубочки; они заставляют циркулировать кровь и удаляют отходы жизнедеятельности. Повелителя Праха словно что-то пожирает изнутри.
