Мой отец никогда таким не казался. Я помню его беспредельное спокойствие. Морщинки у глаз, когда он улыбался. Его непокорные волосы, изящные руки, которые он клал на колени, когда слушал кого-то. В нем был безбрежный, неколебимый покой, умиротворенность, доставшиеся ему от отца, Лорна Аркоса, что служил чести и долгу под знаменем с грифоном. Чести и долга в этом мире не осталось. Но грифон все еще где-то летает.
У меня очень хорошая память. Во многом благодаря великому наследию моей бабушки, чьи наставления я бережно храню. Несмотря на это, лицо моей матери – ночная тень в моем разуме, вечно блуждающая над краем пропасти и ускользающая за пределы досягаемости. Я слышал, она была неистовой, чрезвычайно амбициозной женщиной. Но история часто лепится из грязной глины теми, кто уцелел. Сам я почти не помню матери и знаю о ней в основном со слов бабушки, которая так горевала после ее смерти, что даже запретила слугам произносить имя погибшей. Какой она была? Немногие снимки, найденные мной в голографической сети, не отличаются четкостью, сделаны с расстояния. Как будто она была призраком и камеры не способны были запечатлеть ее. А теперь время стерло лицо матери из моей памяти, как волны стирают следы ног на песке.
Я был еще маленьким, когда звездолет моих родителей взорвался над морем.
Говорят, это сделали террористы. Пираты с окраины.
Лишь читая стихи матери в ее блокнотах, я чувствую, как ее сердце бьется рядом с моим. Ощущаю ее руки, обнимающие мои плечи. Ее дыхание на моих волосах. Ту странную магию, которую так любил мой отец.
–Снова ночные страхи?
Голос наставника заставляет меня испуганно вздрогнуть. Он стоит, заглядывая в мою комнату; золотые глаза в приглушенном ночном освещении звездолета напоминают темные озера. Его мощные плечи перекрывают дверной проем, и он наклоняет голову, опасаясь низкой притолоки. Где-то за пределами моей маленькой металлической каюты успокаивающе гудят двигатели. Здесь хватало места, когда я был мальчиком. Но теперь, в двадцать лет, я чувствую себя словно домашнее растение, чьи корни и ветки торчат из треснувшего глиняного горшка. Все пространство между моей койкой, крохотным шкафом и санузлом занято книгами. Спасенными, украденными, купленными и найденными за последние десять лет. Рядом с кроватью лежит мой новый трофей, третье издание «Аэронавта».
–Всего лишь сон,– говорю я. Мне не хочется выглядеть уязвимым в его глазах, потому что я знаю, каким юным меня все еще считает этот марсианин. Я опускаю свои худые ноги на пол и собираю копну волос в хвост.– Мы прибыли?
–Только что.
–Вердикт?
–Любезный, я что, похож на камердинера?
–Нет. Она была намного вежливее. И манеры у нее были куда лучше.
–Как восхитительно – делать вид, что у тебя была только одна служанка.
Я приподнимаю бровь:
–Кто бы говорил, принц Марса.
Кассий Беллона недовольно ворчит:
–Так ты собираешься спать весь день или все-таки встанешь и посмотришь сам?
Он кивком велит мне следовать за ним. И я подчиняюсь – как делаю это вот уже десять лет. За ним шлейфом тянется запах виски.
Некогда миры называли Кассия Рыцарем Зари, защитником Сообщества, убийцей Ареса. Потом он убил свою правительницу, мою бабушку, и позволил восстанию разорвать на части то самое Сообщество, которое клялся защищать. Это из-за него Дэрроу уничтожил мой мир и поверг Сообщество в хаос. Я никогда не смогу простить Кассия и никогда не смогу отплатить ему за все, что он для меня сделал. Он помешал Севро Барка убить меня. Он забрал меня с испепеленной Луны, погрузившейся в хаос, и десять лет защищал меня, дал мне дом, вторую семью. Нас можно принять за братьев, и зачастую так и случается. Наши волосы одинаково сверкают золотом, только у него они вьющиеся, а у меня прямые. Мои глаза светлые, как желтый кристалл. Его – темно-золотые. Он на полголовы выше меня и шире в плечах, и черты лица у него более мужественные – густая остроконечная борода, крупный, четко очерченный нос. А мое лицо худощавое и аристократическое, как и у большинства выходцев с Палатинского холма. Я предпочел бы не выглядеть таким утонченным.
Мое имя Лисандр Луна. Я назван в честь противоречивого человека, спартанского полководца с умом афинянина. Как и этот человек, я получил при рождении больше, нежели причиталось мне по праву,– наследие титанов и разрушителей миров. Я родился через семьсот лет после своего предка Силениуса, завоевавшего Землю. Я сын Брута Аркоса и Анастасии из рода Луны, наследник империи. Сейчас эта империя расколота, больна и настолько опьянена войной и политической смутой, что вполне может пожрать себя еще при моей жизни. Но она уже не принадлежит мне. Когда я был мальчиком, в день падения дома Луны Кассий, преклонив колено, поведал мне о своей благородной миссии. «Золотые забыли, что их предназначение – заботиться, а не править. Я отвергаю свою жизнь и принимаю этот долг – защищать человечество. Ты присоединишься ко мне?»
У меня не осталось семьи. Мой дом был охвачен войной. И более того, я хотел быть хорошим. Поэтому я сказал «да», и последние десять лет мы патрулировали окраины цивилизации, защищая тех, кто не может сам себя защитить в новом мире Жнеца. Мы блуждали между астероидами и заводскими доками в поясе астероидов, а планеты вокруг нас изменялись и в центре бушевала война. Кассий привел нас сюда в поисках искупления, но, сколько бы торговых кораблей мы ни спасли от пиратов, скольким бы потерпевшим бедствие ни пришли на выручку, глаза его оставались мрачными, а мне продолжали сниться демоны прошлого.
Я натягиваю изъеденный молью серый свитер и босиком плетусь следом за Кассием, проводя руками по стенам.
–Привет, малыш,– говорю я.– Ты сегодня какой-то усталый.
«Архимед»– старый пятидесятиметровый корвет класса «шепот» снекогда великих верфей Ганимеда, с тремя орудиями и двигателями, которым хватит мощности донести его от Марса до Пояса по ближней орбите. Этот корабль, сконструированный в форме головы атакующей кобры, предназначен для разведки и рейдов. Сто лет назад он был лучшим в своем классе, но его расцвет позади. Большая часть повседневных дел в моем отрочестве сводилась к чистке внутренней части корпуса от ржавчины, смазыванию механизмов и починке электрики.
Но при всей этой заботе больше всего я люблю шрамы «Архи». Маленькие родинки, делающие его нашим домом. Вмятина под кухонной плитой – это Кассий упал и ударился головой, напившись после известия о свадьбе Дэрроу и Виргинии. Обугленные панели на потолке – это Пита устроила пожар в день моего рождения, когда мне исполнилось двенадцать. Она принесла праздничный торт и поставила свечи слишком близко к протекающей кислородной трубе. Царапины на стенах тренировочного зала – от ударов лезвия-хлыста. Сколько воспоминаний сплетено здесь воедино, подобно тем стихам над моей койкой!
Я вхожу в уютную кабину в форме яйца. Здесь расположены место для пилота и два встроенных сиденья для наблюдения. Изначальное боевое освещение было снято и заменено более теплыми светильниками. Пол покрыт толстым андалузским ковром. Над пультом управления растут несколько рядов мяты и жасмина – я купил их в подарок Пите в уличном цветочном магазине одного фиолетового на Висячем рынке Цереры. В углу курятся благовония с гор Эреба, расположенных неподалеку от дома семьи Кассия на Марсе. Кассий и Пита, наша пилотесса-синяя, смотрят в иллюминаторы кабины.
