Спотыкаясь, я следую за ее голосом, чтобы найти в дымной завесе разрыв, где можно было бы глотнуть чистого воздуха. Впереди бегут другие. Двадцать, сорок обезумевших душ карабкаются по мусору, прочь от огня. Все стремятся к реке, где пришвартованы рыбацкие лодки. Наконец я выбираюсь из дыма и хватаю воздух ртом на краю свалки. Опередившие нас беглецы уже мчатся через кусты, направляясь к лодкам.
На ходу укачивая Лиама, я догоняю их, потом оглядываюсь. Над горящей свалкой поднимается столб дыма – пятно на фоне оранжевого рассвета. За лагерем, что прежде был моим домом, встает солнце.
Впереди спешат матери с детьми, и изорванные платки реют у них за спиной. Молодые парни идут спотыкаясь. Все земное имущество оставлено позади. Они несут стариков или раненых друзей. Здесь не только Гамма. Не только клан коллаборантов. Я бегу вместе с остальными через зеленые заросли к реке. Сорняки бьют меня по голеням. Ноги вязнут в грязи. Мы уже почти у воды. Почти освободились от этой ночи. И тут я слышу крик впереди. Потом второй.
На грязной равнине за кустарником какая-то женщина падает на колени. Рядом с ней дети. Она протягивает руки, моля о милосердии. Беглецы останавливаются неровной линией. Передо мной старик опускается на корточки и садится в грязь, устремив вдаль невидящий взгляд.
В Лагалосе старшины бригад жгли костры в тоннелях, заставляя рудничных гадюк покинуть свои норы среди железяк, выползти из укромных уголков и расщелин. Теперь мы сами в шкуре этих тварей. «Алая рука» устроила пожар, чтобы выкурить нас из укрытий среди мусора и пригнать сюда. Путь к лодкам преграждают две шеренги в шахматном порядке – двадцать парней, покрытых копотью и по́том, с автоматическим оружием в руках. Их руки красны по локоть. С ними – одна-единственная женщина. Та самая, которая на моих глазах убила Тирана у челнока. В ее волосах цвета ржавчины пробивается седина. Половина лица покрыта ужасными шрамами. Другая половина сохранила следы былой красоты. На женщине бронежилет, а в руках у нее лезвие-хлыст, бурое от крови. Она что-то говорит своему солдату, и тот поднимает ствол.
Время увязло в грязи вместе с нами.
Я задвигаю Лиама себе за спину. Раздается треск. Что-то горячее и соленое брызгает мне в лицо. Я вытираю глаза. Руки становятся красными. Старик, севший в грязь, теперь шатается. Его голова странно наклонилась. Тело содрогается снова. Лишь где-то в глубине души я осознаю, что это делает с ним металл. Еще одна пуля пронзает его, и он с истошным криком падает набок. Дети визжат и пытаются убежать. Металл рвет их в клочья, головы откидываются назад, а тела дергаются в безумном танце. Я толкаю Лиама на землю. Что-то горячее и тяжелое бьет меня в плечо. Я теряю равновесие и лечу в грязь. По руке змеятся холодные струйки шока, грязь забивается в нос.
Это все не на самом деле.
Это происходит с кем-то другим. Я перекатываюсь на спину.
Звуки выстрелов стихают. Я смотрю вверх в голубое небо. Я поднимаюсь в него, как в первый раз, когда увидела его собственными глазами. Выше. Выше. К единственной серебряной слезе.
Она все ближе.
Ближе.
Слеза мерцает надеждой. Это Старик, приглядывающий за Долиной? Он заберет меня домой, к отцу? К маме? К Тирану?
Слеза разделяется натрое. А может, их и было три. Может, я не погружаюсь в небо, а оно падает на меня. Слышу вдалеке шепот гневного металла. Это корабль. Три корабля. Они оставляют инверсионные следы в небе. Один большой. Два тонких и быстрых. «Республика!»– кричит кто-то в миллионе километров от меня. «Республика!»
Падающие ракеты сотрясают землю, словно удары сердца. Бух. Бух. Бух. Большой корабль засеивает небо маленькими блестящими семенами. Они начинают падать. Быстрее. Быстрее. Собираются вместе, как стая ласточек, потом снова разделяются в тысяче метров над нами. Одно из семян с ревом несется ко мне – жаркий поток металла и пара. Оно врезается в грязь. Демон из металла в облике человека. У него оранжевые доспехи. Его шлем сделан в виде морды рычащего пса. Он поднимает левый кулак и направляет его на строй стреляющих налетчиков. Шум и яростный взрыв. Потоки искривленного воздуха визжат над грязью. Чужаки бегут или плавятся. Потом демон уходит обратно в небо, и за ним через электронный динамик тянется боевой клич:
–…леманус!
–Лирия…– бормочет Лиам, прикасаясь к моей ноге. Он движется на ощупь, пока не добирается до моего лица. Он жив, хоть и весь в грязи.– Лирия, ты ранена?– спрашивает он сквозь слезы.
–Я здесь,– шепчу я. Сажусь и прижимаю его к себе правой рукой.– Я здесь.– Обнимаю мальчика и рыдаю.– Я здесь…
Кругом трупы.
Что-то не так с моим левым плечом. Мне никогда еще не было так больно. Из него течет кровь, рука пульсирует, и пронзительная боль спускается к пальцам. Мы сидим посреди мешанины исковерканных, корчащихся тел. Люди «Алой руки» мертвы или сбежали, чтобы спрятаться от огня с неба. Два белых, как кость, крейсера республики стреляют по грузовикам и стоящим на земле транспортным кораблям «Руки». Стальные рыцари со свистом рассекают воздух.
Это чересчур. Слишком громко. Я забираю Лиама и следом за немногими уцелевшими в бойне ухожу подальше от этого ужаса в береговые тростники. Там, испуганно затаившись, мы слушаем шум битвы. Выживших около дюжины. Они вздрагивают, когда взрывается бомба. Я сижу молча, покачиваясь взад-вперед, и наблюдаю за жуками, летающими над водой. Моя сестра в безопасности. Ее дети тоже. Мы скоро увидим их и улыбнемся друг другу. Мы с Лиамом скоро будем с ними.
–Смотрите!– выкрикивает кто-то рядом со мной, указывая вверх.
Рыцарь в собачьем шлеме падает, за ним тянется шлейф дыма. Республиканец плюхается в реку метрах в тридцати от нас. Мы все смотрим на воду. Он не выныривает. Я обвожу взглядом сородичей. Никто не двигается с места.
Он утонет.
–Мы должны помочь ему,– бормочу я сквозь стучащие зубы. Мне холодно, несмотря на жару.
Никто даже не взглянул на меня.
Я повторяю громче:
–Мы должны помочь ему!
И снова никто не шелохнулся.
–Вы, трусливый шлак!
Я велю Лиаму сидеть на месте и ковыляю в воду, пока она не доходит мне до шеи. Тут глубже, чем я думала. Я не сумею поднять его в одиночку. Выругавшись, оглядываюсь вокруг. Замечаю длинную веревку, соединяющую вместе полдесятка рыбацких лодок. Я бреду туда, отвязываю веревку и возвращаюсь на глубину. Лодки тем временем дрейфуют по отдельности. Течение тянет меня за талию, как плохой партнер по танцам, угрожая утащить вниз по реке. Вскоре вода смыкается у меня над головой. Я ныряю и ищу в мутной воде упавшего рыцаря.
И не вижу его.
Ил такой густой, что мне приходится дважды выныривать, прежде чем я по счастливой случайности нахожу его, задев ногой о кусок металла. Нащупываю ступней доспехи и с трудом отыскиваю в этой мути очертания человеческого тела. Чертовски мешает раненое плечо, и все же я кое-как привязываю к его ноге веревку, а потом всплываю, волоча ее за собой. Когда я добираюсь до берега, там уже ждет группа алых, чтобы помочь мне. Все такие храбрые и героические – после того как я сделала всю грязную работу.
