–А ну, руки прочь от девушки!– рявкает он на солдат.
Они отпускают меня. Я отталкиваю того, который больно стиснул мою руку, и, спотыкаясь, бросаюсь к Каваксу. Он высится надо мной. Глаза под кустистыми бровями смотрят вопросительно. Тяжело дыша, я оправляю медицинскую блузу.
Даже вытянувшись во весь рост, я едва достаю Каваксу до живота. В палатке он казался добрым и человечным. Здесь, под взглядами доброй полусотни людей, он недосягаем. Раньше он жалел меня. Поэтому пришел навестить и даже постоял у моей кровати. Но что ему до меня? Говорят, теперь все цвета равны, но мы-то знаем, что подобные утверждения не стоят кучи змеиного дерьма.
–Возьмите меня…– запинаясь, бормочу я.
–Вверх!– грохочет он.– Подними голову, потом говори. Здесь тебя трудно расслышать, малышка.
Питомец вертится у него под ногами, и Телеманус посмеивается. В рыжем существе чувствуется бдительность. Разум, изучающий меня.
–Возьмите меня с собой!– сердито говорю я.
Он не понимает:
–С нами?
–Да. С вами.
–Дитя, мы не останемся на Марсе. Мы направляемся к Луне.
–Прекрасно. Значит, вы сможете забрать меня с этой каменюки.
–Но… это твой дом.
–Дом? Это могила!
Кавакс хмурится в растерянности. К нему подплывает высокая золотая с невзрачным лицом, в чудесном плаще цвета грозовой тучи. Женщине слегка за сорок. Под плащом у нее не металл – одежда. Глаза не такие добрые, как у Кавакса; она смотрит мечтательно и отстраненно. В руках у золотой медицинское оборудование и большой датапад.
–Что такое, отец?– спрашивает она.
–Девушка хочет лететь с нами, Ксана. Это та самая, которая спасла меня.
–Ох, милая…– Во взгляде Ксаны жалость.– Отец, ты же знаешь, что это невозможно.
–Пожалуйста!– умоляю я.
–Это против иммиграционных правил,– возражает Ксана.– Мы не можем их игнорировать.
–Если… если вы не можете взять меня… возьмите хотя бы Лиама! Возьмите моего племянника. Он заслуживает того, чтобы ему дали шанс начать другую жизнь.
И снова Ксана качает головой, прежде чем ее отец успевает ответить.
–Мы летим на Луну. Если мы возьмем тебя, все захотят отправиться туда. А эта планетка уже много лет переполнена беженцами.
–«Все» не спасали твоего папу.
–Прости.– Она смотрит мимо меня на беженцев, которые у палаток наблюдают за происходящим.– Нельзя создавать такой прецедент. Существует система, спроектированная сенатом. Мы не можем нарушить ее просто потому, что нам так хочется. О тебе позаботятся. Тебя защитят. Ради твоего же блага…
–Защитят? Как в прошлый раз?– рычу я. Наверняка мне стоило бы сдерживать норов. Но я чувствую, как лицо онемело от гнева. По щекам струятся слезы.– Вы вытащили нас из шахты. Вы сунули нас в этот лагерь. Вы сказали, что это всего на шесть месяцев, но прошло два года, а мы все еще зашлакованы в грязи. Два года! Вы бросили нас, золотые.– Я указываю на них пальцем.– Правительница бросила нас! А теперь моя семья мертва! Мой отец, моя сестра, брат, племянники – и все потому, что вы солгали!
–Мне жаль, дитя,– говорит женщина.– Но все немного сложнее.
–Все чертовски просто! Восстание отняло у меня все, и теперь оно в долгу передо мной!
–Ответ – нет.– Она кладет руку на плечо Кавакса.– Пойдем, отец. Есть новости с Луны.
–Какие новости?
Ксана смотрит на меня:
–Это не предназначено для всех.
Кавакс поворачивается, чтобы попрощаться. Вид у него виноватый.
Я встряхиваю головой:
–Лорд Кавакс, ты сказал: если мне что-то понадобится, вы с родными сделаете все, что в ваших силах, чтобы помочь. Ты тоже лжец?
–Прости, малышка. Если бы это было в моей власти… Но есть регламент. Мы обязаны соблюдать его. Дурацкий сенат! У меня есть тут друзья. Я скажу им, чтобы они помогли тебе. Потерпи.– Он опускается на колени и стряхивает ком грязи с моих штанов.– Прощай.– Он оставляет меня у подножия трапа.– Идем, Софокл.
Кавакс похлопывает себя по ноге, но лис не следует за хозяином. Его внимание полностью сосредоточено на мне. Хвост ходит из стороны в сторону.
–Софокл!
Животное бесшумно приближается. Оно принюхивается, словно его пьянит восхитительный аромат. А потом прыгает. Я визжу, думая, что лис хочет укусить меня, но вместо этого он сует нос в карман моих штанов. Принюхиваясь, роется там, пока не находит то, что ищет. А потом радостно трусит обратно к хозяину.
–Что ты там нашел, мой маленький принц?
Кавакс вынимает у Софокла из пасти две конфеты, зеленую и фиолетовую. Он пробует фиолетовую. Глаза его широко распахиваются и делаются безумными.
–Виноград! Это знак!– выдыхает он сквозь белые зубы.– Знак!
Ксана оборачивается посмотреть, что случилось. Она вздыхает:
–Отец…
–Молчи, скептичное дитя. Софокл благословил Лирию.– Гигант отдает конфету дочери и спускается ко мне, бурно жестикулируя.– В мире все еще осталось волшебство.– Вторую конфету он бросает лису.– И Софокл нашел его.
–Отец!
–Так что же, Луна изменила правила нашего дома?– спрашивает он.– Неужто Софокл должен напоминать нам о нашей марсианской чести?– (Его дочь не отвечает.)– Итак! Девушка летит с нами, потому что… потому…– В его огромной голове возникает идея, и глаза загораются. Он указывает на серебряную булавку на моей госпитальной блузе.– Потому что отныне она слуга дома Телеманусов!
–Слуга?– хором переспрашиваем мы с Ксаной.
Она вздыхает:
–Ты собираешься взять на службу всю деревню?
–Нет, только ее. Софокл выбрал Лирию, а Телеманусы своих не бросают.– Он кладет огромную руку мне на плечо. У меня чуть не подгибаются колени под ее тяжестью.– Ну, что ты об этом скажешь, дочь?
Ксана улыбается, сдаваясь под натиском отца:
–Я внесу ее в реестр. Таможне это не понравится.
–Пусть пососут мою бороду.
–Теперь ты выражаешься, как Барка.
–Будут тут всякие мне указывать, кого я могу, а кого не могу нанять на службу! Наглые лицемерные эльфики!– Кавакс машет рукой своим людям.– Вассалы, подъем! Найдите ее племянника. Маленький слепой рыцарь с шоколадной родинкой на носу. Его не пропустишь. Тащите мальчика сюда.– Он бьет кулаком по ладони.– И быстро улетаем!
Я стою потрясенная, ничего не понимая, хотя слышала все своими ушами. Но солдаты идут выполнять приказ, а Ксана поднимается по трапу в челнок, оставив меня с Каваксом. Я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Мы улетаем?
Проводив взглядом дочь, Кавакс опускается на колени, чтобы смотреть мне в глаза.
