–Молодой…– хрипло произносит она.
Она стоит и смотрит, как черный охранник хватает меня за волосы и заставляет встать на колени. На ее огрубевшем морщинистом лице поблескивают жестокие глаза цвета горькой серы. Губы напоминают два куска сброшенной змеиной шкуры. Когда она начинает говорить, видны мелкие зубы и усохшие десны.
–Вы шатались возле наших границ, гахья. Зачем?
–Мы торговцы,– отвечаю я без особого достоинства, но смотрю ей в глаза, надеясь заслужить хоть немного уважения своей явной смелостью.
–Почему?
–Появились аскоманы…
–Что вы делали в Пропасти?
Я не позволяю себе брякнуть первое, что приходит в голову. Это будет ответ, продиктованный страхом. Вдруг память уводит меня в комнату цитадели, где много лет назад я прислушивался, как отец, сидя рядом со мной и читая, что-то шепчет себе под нос. Чувствую горьковатый аромат отцовского чая и вспоминаю, как похрустывали страницы из целлюлозы, когда я их переворачивал…
–Мы… искали убежища,– говорю я, вернувшись в ангар к старухе.
–Убежища?– пережевывает это слово золотая.
–Согласно статье тринадцатой, пункту С устава, «любой полноправный аурей, гражданин Сообщества, чья жизнь и собственность находятся под угрозой, может воспользоваться правом проникновения в правительственное, частное или военное пространство в поисках убежища от пиратов и незаконных элементов».
Это дословная цитата из выученного наизусть устава Сообщества – в детстве у меня был собственный экземпляр небольшого формата. Я смотрю в мертвые глаза золотой, пытаясь установить контакт, и продолжаю гнуть свое:
–Возможно, в центре отвергли порядок, но я полагал, что окраина все еще соблюдает законы наших предков. Я ошибаюсь?
Ее лицо – пустыня. Никаких эмоций. Никакой жизни в сухих руслах и скалах. Лишь бесплодное предзнаменование беды. Не моргая, продолжая смотреть мне в глаза, она подносит скрюченный большой палец к моему правому глазному яблоку и медленно надавливает на него. Я отшатываюсь, пораженный и напуганный скорее небрежностью, какой-то привычностью этого акта насилия, чем сопряженной с ним болью. Старуха надавливает сильнее, удерживая мою голову другой рукой. Я дергаюсь. Капилляры лопаются, ткань продавливается внутрь, ноготь врезается в нее.
–Вы шпионы.
–Мы не…– задыхаюсь я.
–Кто вам заплатил, чтобы вы пересекли Пропасть? На вашем корабле есть аппаратура наблюдения? Твое имя? Твое задание? Вот вопросы, на которые ты ответишь.
–Венатор!– кричит с трапа какой-то серый.– Она здесь!
Старуха убирает палец с моего глаза, и я судорожно перевожу дыхание, когда боль отступает. Даже в затуманенном страхом и болью сознании отпечатывается обращение «венатор». Очевидно, эта женщина – своего рода элитное полицейское подразделение. Старуха поворачивает индюшачью шею, чтобы взглянуть на серого, и хрипит:
–Она?.. Она на этом корабле?
–Да, венатор. Она в их медотсеке. Тяжело ранена.
–Наконец-то. Носитель информации у нее?
–Я не знаю.
–Выясни.– Она произносит в свой датапад:– Нарушить радиомолчание. Отправить прямое сообщение субквестору Марию. Передайте ему, что некий маленький плоский камень у нас и мы просим инструкций.– Старуха оборачивается к стоящему позади нее нобилю:– Рыцарь Бури со своей эскадрой вернулся?
Известный мне Рыцарь Бури мертв – убит самим Жнецом над Большим Барьерным рифом на Земле. Должно быть, тут набрали новых рыцарей-олимпийцев. Ауреи окраины вдруг кажутся мне такими старомодными в своем стремлении воспроизвести былое величие. И все же в душе я как мальчишка радуюсь, что этот орден еще существует.
–Они как раз швартуются, венатор.
–Их можно задержать?– тихо спрашивает старуха.
–Он уже покинул кабину. Будет здесь через несколько минут.
Старуха кривится:
–Найди его. Скажи, что его сестра здесь, пока он не узнал об этом от кого-то другого. И вызови бригаду медиков.
Она снова поворачивается к нам с Кассием и испытующе смотрит на нас, прикидывая, какова наша роль в этом деле, но не спеша поднять нас с палубы. И тут я замечаю у нее ониксовый имплантат. Змея, пожирающая собственный хвост, лентой обвивает руку и поднимается над костяшками пальцев. Реликт предыдущей войны. Криптея. Тайная полиция и служба разведки лорд-губернаторов Газовых Гигантов. Бабушка утверждала, что уничтожила их всех после сожжения Реи. Так кто же эта женщина?
Когда в ангар входит нобиль со шрамом в сером мундире летчика-истребителя, воцаряется благоговейная тишина. Ему лет двадцать пять, у него длинные, до плеч, волосы оттенка белого золота, в которых запутались черные пряди. Бледное безбородое лицо, сохранившее под маской жестокости печать красоты, узкие мрачные глаза. Полные губы, длинные ресницы, множество шрамов, хмурый взгляд и искривленный носовой хрящ. На шлеме, который он держит в левой руке, изображен дракон, полускрытый мечущей молнии тучей. Левого уха у нобиля нет. За ним следуют трое мужчин в сером. Когда он видит куонов, дожевывающих останки женщины из спасенного экипажа, его глаза делаются еще темнее. Его сила так необузданна, истинна и безрассудна, что он кажется чистым, словно порождение стихии. Не омраченным компромиссами, не прирученным обществом. Когда я осознаю, что на свете есть люди, подобные ему, то чувствую себя пойманным в ловушку, грязным и, внезапно, очень маленьким.
Старуха становится у него на пути – словно лицом к лицу с грозой.
–Диомед…– произносит она.
–Венатор Пандора, где она?
Его низкий голос – порождение невзгод, но слетевшее с уст Диомеда имя избавляет меня от чар, которым я было поддался. Пандора… Я думал, она – миф окраины. Величайший убийца из дальних миров. Призрак Илиона, иссохший и постаревший, но все еще живой.
–Здесь, на корабле. Медики уже выносят ее,– скрежещет Пандора.
В эту минуту желтые вывозят ту девушку-золотую на каталке, и Диомед вихрем проносится мимо старухи вверх по трапу. Когда он подлетает к медикам, те останавливаются.
–Маленький Ястреб,– нежно произносит он.– Он целует девушку и прижимается лбом к ее лбу.– Маленький Ястреб. Я думал, ты ушла в пыль.
–Диомед…– шелестит девушка.
С того места, где я лежу, ее почти не слышно. В полубреду от морфона, она тянется погладить его по лицу. Я напрягаю шею, чтобы лучше ее видеть.
–Радость моя… Как… Откуда ты здесь?
–Где же еще мне быть?– Он слабо улыбается.– Когда сестра пропадает, брат ее ищет. Меня послал отец, Серафина.
Серафина… Мне известно это имя, как и имя ее брата. Я смотрю на Кассия. Он тоже слышал эти имена, и любые надежды, которые питал мой друг, иссякают.
–Отец…– бормочет она.
Диомед кивает. Его голос становится напряженным.