–Знаешь, что меня забавляет?– В окне рядом с моим отражением появляется отражение Виктры.– Они думают, ты знаешь, что делаешь.
–А ты думаешь, я не знаю?
Она фыркает в ответ и смотрит на шлем Минотавра в руках проходящей мимо Крошки.
–Резервный план его убийства существовал всегда,– замечаю я.– Это не какая-то особая глупость. Все согласовано.
–Ты когда-нибудь прежде пытался убить его?
–Несколько раз, но не лично.– Я впихиваю в рюкзак импульсную перчатку.
–Я пыталась трижды,– признается она, к моему изумлению.– Убийство – это, возможно, единственная отрасль, в которой частное предпринимательство более эффективно.
–У меня есть план,– говорю я.
В рюкзак отправляется запасной клинок.
–Конечно есть.– Виктра ненадолго умолкает.– Дэрроу… ты когда-нибудь притормаживал, чтобы подумать: что будет, если ты умрешь?
–Ты видела, что произошло в сенате. Я больше не имею отношения к восстанию. Оно изменилось, оставив меня позади. Я устарел. И это хорошо. Виргиния гораздо важнее меня. Черт, да Танцор и тот важнее. У меня одна цель – устранять угрозы республике. Повелитель Праха незаменим. Если я убью его, Сауды, Картии и остальные великие дома уничтожат друг друга в вакууме власти.
–Но в живых еще будет Аталантия.
–Аталантия не ее отец,– говорю я.– Она ближе к Айе, чем к отцу. Солдат. Не полководец.– Я укладываю в сумку четыре ионных детонатора.
–Тебе всегда хотелось быть мучеником. Ведь так?
–Не важно, чего я хочу,– отрезаю я.– Это вопрос ответственности. Республика не выживет, если война постоянно будет наступать ей на пятки. Это разногласие возникло, потому что я слишком все затянул. Я сказал им, чтобы они положились на меня насчет войны. И все еще не выиграл ее. Но я могу ее выиграть, и я это сделаю.
–В жопу толпу. Ты ничего ей не должен.
Я улыбаюсь Виктре:
–Хотелось бы мне, чтоб это было так.
–Дэрроу…– Виктра подходит ближе, чтобы никто не мог нас подслушать.– Разве я хоть когда-нибудь, хоть о чем-нибудь тебя просила? А значит, ты поймешь, как это важно для меня. Не бери Севро с собой. Ради меня. Скажи ему, пусть останется здесь.
–Он не останется.
–Останется, если ты ему прикажешь.
–Нет.– Я приостанавливаю сборы и смотрю в умоляющие глаза Виктры.– Мы оба с тобой знаем, что для этого мне пришлось бы врезать ему так, чтобы он потерял сознание, а потом связать.– (Виктра пожимает плечами, давая понять, что такой вариант ее вполне устраивает.)– Я не могу с ним так поступить.
–Однако можешь взять его на Венеру, где, вероятно, его поджидает смерть?
–Я не могу манипулировать им,– хмурюсь я,– и не буду пытаться. Мы оба знаем: даже если я улечу без него, он бросится вдогонку на другом корабле, разве что менее быстроходном.
–Тогда я засуну его ногу в медвежий капкан.
–Он ее отгрызет.
–Тоже верно.
Виктра тихо, осуждающе вздыхает, подается вперед и целует меня в губы. Она задерживается на миг, и я чувствую горьковатый цветочный запах ее духов, и в эту минуту, в этой близости и тишине, мы оказываемся в ином мире, в иной жизни. Потом Виктра отстраняется и смотрит на меня, прищурившись. Но от этого золотое сияние ее глаз не становится менее ярким.
–Я люблю тебя, Дэрроу. Ты мой лучший друг. Ты крестный моих детей. Но если из-за тебя мой муж не вернется, я покину эту проклятую планету, переберусь на Марс и ты никогда больше не увидишь ни меня, ни мою семью.
–Я сумею сделать так, что он вернется,– говорю я, хотя Виктра смотрит на меня с сомнением.– Обещаю. Но ты должна взамен пообещать мне кое-что…
–Ты же знаешь, что я ненавижу политику,– перебивает меня Виктра, разгадав мою игру.– А эти крысы ненавидят меня. Даже небольшая банда Даксо.– И все же она снова вздыхает.– Но я помогу львице. Если она позволит.
–Спасибо,– говорю я.
Виктра вряд ли понимает, насколько я ей благодарен. Еще три магазина с патронами и большой нож исчезают в рюкзаке. Я затягиваю горловину рюкзака.
–Да-да. Тебе повезло, что ты такой красавчик.
Я присоединяюсь к остальным упырям на крыше и смотрю, как Севро прощается с Виктрой. Я никогда еще не видел, чтобы она так отчаянно цеплялась за него. Следует ли мне оставить его здесь? Могу ли я это сделать? Я не знаю, сумею ли пройти этот путь без Севро, но, глядя, как жена прижимает его голову к своей груди, чувствую укол боли. Что же я делаю – и не только с ним, но и с обеими нашими семьями! И вместе с тем возникает ощущение, что мир делает это с нами. Виновен мир – или то моя вина? Неужели я так устроен? В конце концов, я все-таки разрушитель, а не созидатель?
Через некоторое время Севро оказывается рядом со мной. Он вытирает глаза, хотя мог бы не стараться: лицо у него мокрое от дождя. Я пытаюсь что-то сказать – жалкая попытка заставить его остаться,– но Севро уже проходит мимо. Упыри тянутся за ним. Они собираются в стаю в этой дождливой ночи и идут по крыше, наклонившись против ветра, к ожидающим нас кораблям. Не слыхать ни воя, ни шуток, ни подначек. Город пульсирует светом, но мои люди тихи и мрачны. Я смотрю на переплетения городского пейзажа. Интересно, стражи республики уже в пути?
На челноке до озера Силена два часа лета. Время позднее, и к тому моменту, как мы туда добираемся, дом погружен в тишину. Львиная гвардия моей семьи приветствует меня, когда мы проходим через территорию поместья. Я чувствую спиной их взгляды. Они знают, зачем я пришел, и сообщат Мустангу. Севро отправляется в комнату своих детей, а я иду к Паксу. Несколько мгновений я просто сижу, смотрю на спящего сына и думаю, что мне не следует будить его. Я лгу себе, что должен обеспечить его защиту, а затем просто уйти. Просто боюсь, что не смогу посмотреть ему в лицо. Но я должен решиться, иначе что я за человек?
Осторожно касаюсь его плеча:
–Пакс!
Он уже проснулся.
–Отец?
–Обуйся.
Сын одевается, натягивает ботинки и с сонными глазами идет со мной в гараж. Здесь пахнет резиной и машинным маслом. Я подхожу к ряду ховербайков, отдыхающих на подставках.
–Который из них твой?
Пакс указывает на потрепанный, темно-зеленый с желтоватым отливом байк длиной в человеческий рост. Из передней части выступают три патрубка. Светлое кожаное сиденье расположено посередине узкого, похожего на осу корпуса.
–Мать разрешает тебе ездить на этом?– с легким удивлением спрашиваю я.
Мой тон и я сам вызывают у него настороженность.
–Да, отец.
Я присаживаюсь на корточки.
–Она сказала, что ты сам собрал его.
Пакс кивает.
–Невероятно. Расскажешь мне, как ты это сделал?
