–«Всеядный – пятьсот сорок»,– шепчет Кобачи.– Полуавтоматический рельсотрон. Сделан из титана. Работает от перезаряжаемого ионного аккумулятора, движущего боеприпас по фирменным параллельным реактивным проводникам. Регулируемый внутренний диаметр, возможность изменения калибра,– его голос становится тише,– с автономным прессом в магазине.– Он мечтательно улыбается.– Металл входит. Смерть выходит.
–Не нужно мелодрамы.
–Их было сделано всего двадцать тысяч. Где ты умудрился его найти по эту сторону Пояса?
–У мужчины должны быть свои секреты.
–Я его куплю. Сколько?
–Не продается. Мне нужен один из них.– Я подхожу к стойке с блестящими титановыми дронами-охотниками с беззвучным двигателем и распределителем нейротоксина в передней лицевой панели. Инструмент убийцы.– Насколько маленьким ты можешь его сделать?
25.Лисандр
Повелитель Пыли
Наша посадочная шлюпка высаживается в крепости, высеченной в сердце одинокой горы. Серый камень торчит среди ледяной ионийской пустоши, словно надгробие, а ангар, вырезанный на вершине, прямо под орудийными башнями, просторен и обожжен дочерна кораблями, проходящими здесь на протяжении веков.
Нас встречает группа легионеров в масках и высокая сухощавая женщина-золотая зрелых лет, с поджатыми губами. Волосы ее коротко подстрижены – такое впечатление, что стриглась она сама. У нее странный нрав: она нетерпелива и вместе с тем последовательна. Вела Раа – сестра Ромула и его любимый капитан во время войны с моей бабушкой. Механизированные части под командованием Велы устроили настоящий ад на спутниках поменьше и внушили мне изрядное уважение к партизанской войне, которую я наблюдал издалека, с Луны.
У меня болит шея в месте укола – после моего короткого пребывания за пределами корабля мне вкололи антирадиационный препарат. К горлу подкатывает тошнота. Я смотрю, как Вела приветствует Серафину, холодно прикоснувшись лбом к ее лбу. Серафина не похожа на ту девушку, которую я спас. Глубоко въевшаяся грязь и кровь исчезли, и вместо девчонки возникла женщина с такой походкой, будто у нее в жилах ураган. У Серафины полные губы, слегка крючковатый нос, большие тускло-золотые глаза с тяжелыми, сонными веками и густыми ресницами. Волосы справа неровно сбриты. По стандартам дворов Луны она некрасива. В ней есть что-то звериное. Что-то дикое кроется за сдержанными движениями и неулыбчивым лицом.
Действительно, Маленький Ястреб.
Кассий замечает, что я рассматриваю Серафину.
–Что с тобой сделал этот аурей?– шепчет он, горбясь в цепях.
–Преподал мне урок.– Я кривлюсь в притворном ужасе.
–Говорил же я тебе: помалкивай.– Он смотрит на мое обветренное лицо.– Боги, человече! Ты выглядишь как лобстер.
–И чувствую себя, как он. Вареным и в масле.
Кассий смотрит на золотых, собирающихся вести нас в крепость.
–Делай как я. Здесь каждое слово имеет значение.
Я стараюсь выдохнуть братское раздражение. Оно вцепляется в меня, но недостаточно, чтобы убедить, что Кассий не прав. Если мой краткий полет за пределами корабля чему-то и научил меня, так это тому, что Кассий знает этих людей гораздо лучше, чем я, невзирая на все мои штудии.
Залы крепости – из голого камня, как и ангар. Такое впечатление, что их грубо вырезали буровыми машинами. Вокруг множество ошибочных меток. Арки испещрены защитными знаками, словно дерево, изъеденное термитами. Здесь нет никого, кроме солдат Ромула и обитателей крепости еще двух видов – босых и лысых черных в простых серых робах с изображением железной пирамиды и нескольких жрецов-белых в странных париках из грубых иссиня-черных волос. Это удаленная база. Крепость, оставленная на произвол судьбы. Почему мы здесь, а не в Сангрейве? Ромул пытается что-то скрыть. Всего лишь неудачу дочери? Или ту самую запись, о которой спрашивала Пандора? Что, по ее мнению, привезла с собой Серафина? Что может быть настолько ценным, чтобы из-за него затеяли все это?
В командном пункте крепости мебели нет. Огромные колонны поддерживают неровный куполообразный потолок, а в дальнем конце зала стоит группа темных фигур.
Когда нас подводят к огромному каменному трону, сделанному для человека крупнее золотого, мое сердце начинает биться быстрее. Я вглядываюсь в тени, ожидая, что прославленный воин будет восседать на нем. Но Ромул Раа, двадцать третий Повелитель Пыли, правитель доминиона окраины, сидит у подножия трона на тонкой подушке, скрестив ноги, облаченный лишь в серый скорсьют.
У него высокие скулы, удлиненный подбородок и удивительно чувственные губы, рассеченные двумя шрамами. Темно-золотые волосы, пронизанные нитями седины, собраны на затылке в простой узел, заколотый шпилькой из черного дерева. Раа потерял правую руку в битве при Илионе и так и не заменил ее. Когда его грудь тихо вздымается, воротник сьюта немного расходится, обнажая полоску лунно-бледной кожи.
Он изменяет форму черной гасты, лежащей у него на коленях. Она длиннее, чем клинки внутренних областей,– в активной, жесткой форме достигает двух метров в длину, напоминая копье. На металле выгравированы серебристые фигуры. Это не Звездный Огонь, родовой меч Раа,– тот был утрачен на триумфе Жнеца, когда труп отца Ромула ограбили. Кому он принадлежит сейчас – большая загадка.
Я ловлю себя на том, что восхищаюсь самообладанием Ромула Раа.
В его спокойствии таится напряженность, словно в одиноком холодном камне, поднимающемся из недвижной поверхности пруда. В его осанке и выражении лица чувствуется смирение, которого я не ожидал, и это почему-то вызывает в воображении образ древнего существа, восседающего в собственном саду,– существа, видевшего сотворение планет и распад империй. Я спокоен, но чувствую себя очень-очень маленьким перед мифом, обретшим плоть. Ромул Раа стоял перед Жнецом, но, в отличие от меня, не отдал свою луну. Он отдал руку и сына, чтобы защитить дом.
Черные ставят нас на колени.
Уродливый золотой лет двадцати пяти с кудрявой темной бородкой и коротко стриженными волосами возникает из тени рядом с Ромулом и смотрит на нас умными глазами разного цвета. Он похож на паука, тайно пробравшегося в человеческую плоть, со всеми этими узловатыми суставами и длинными тонкими отростками, придающими ему алчный вид. Лоб и подбородок у него чрезмерно велики, а лицо, да и вообще кожа – анемичного оттенка, как у освежеванного кролика, не считая нескольких небольших коричневых пятен на шее.
Знаменитый злодей Марий Раа. Я знал его, когда он учился в Политической академии Луны в качестве заложника. Помню его тихим тринадцатилетним мальчиком, нежеланным гостем на вечеринках, относящимся к сверстникам с таким же пренебрежением, как и они к нему. Я опускаю голову, опасаясь, как бы он не узнал меня.
Но он не узнаёт.
Его взгляд останавливается на мне на мгновение, потом скользит дальше, поглощая всех нас; игнорируя сестру и брата, Марий обменивается парой приглушенных фраз с Пандорой. Когда Ромул убирает клинок в ножны, он протяжно и звучно выдыхает через нос. Затем прикасается к плечу повелителя:
