–Но где тогда мама? Почему ее здесь нет?
–Я думаю, ты знаешь почему,– глухо произносит Ромул.– Она использовала тебя, дитя. Она хотела, чтобы ты разожгла для нее войну. Но, как я сказал ей, нельзя выжать кровь из камня. Здесь нет никакой тайны. Никакого заговора. Фабий уничтожил наши верфи. Все остальное – фантазии поджигателя войны.– Ромул отступает от дочери.– И что же мне теперь с тобой делать?
–Позволь мне вернуться в Сангрейв. Позволь мне служить Ио.
Ромул смотрит на дочь, но его взгляд, тяжелый от груза лет, устремлен в прошлое. Он потерял свою дочь-первенца в день триумфа Жнеца. Потерял сына Энея в ходе битвы при Илионе. И теперь он думает, кого еще ему предстоит лишиться. Я знаю это, потому что видел такой же взгляд у Кассия. У обоих лежит тяжесть на душе.
–Если бы я только мог…– говорит он Серафине.
Затем кивает черным в плащах. Они хватают девушку сзади. Она тщетно бьется в их ручищах:
–Отец!
–Будь я сильнее, я предал бы тебя суду совета лун Газовых Гигантов. Но у меня не хватит сердца смотреть, как ты уйдешь в пыль. Ты едва не спровоцировала войну. Ты нарушила закон. Теперь это место – твой дом. Жилые покои обустроены с удобством. Но здесь нет никакого оборудования связи. Никакого транспорта. Ближайший форпост в трехстах километрах отсюда. Сохаи, которых я тут оставлю, обеспечат твою безопасность. Но у них не будет крила. Не будет скорсьютов или радиационной защиты. Если попытаешься уйти пешком, пыль убьет тебя, едва ты пройдешь километр. Такова судьба, которую ты сама выбрала.
Я не знаю этих людей, но мне больно смотреть на семейную драму. Серафина все еще умоляет отца не заключать ее под стражу, а брата – остановить отца. Но ей и правда не стоило рисковать миром.
Диомед выглядит огорченным.
–Или это, или смерть. Мне жаль, Маленький Ястреб. Так должно быть.
Лицо Серафины искажается; вотчаянии от того, что ее предали, она сыплет проклятиями, пока черные выволакивают ее из зала. Мы с Кассием так и стоим на коленях, и меня охватывает тошнотворное чувство: яосознаю, что мы тоже должны кануть в Лету. Все эти недели в камере – и лишь ради того, чтобы встретить тот же конец! Общая участь ожидает меня, Питу, Кассия…
–А что насчет гахья?– спрашивает отца Диомед.
–Они могут быть шпионами Короля рабов,– бормочет Марий.– Допроси их.
Ромул становится перед нами:
–Вы спасли жизнь моей дочери. За это я даровал вам свою благодарность, а мой сын – отсрочку от пыток. По мозолям на ваших ладонях я вижу, что вы люди влиятельные, и потому я удостоил вас вниманием.
–Мы ваши гости…– начинаю я, готовый толкнуть длинную речь о чести и достоинстве.
Но Ромул перебивает меня:
–Гостей приглашают. Вы не можете остаться. Вы не можете уйти. Так что единственная привилегия, которую я могу вам предоставить,– это быстрый конец.– Он поворачивается к Пандоре.– Обезглавьте их, отнесите тела в их корабль и сбросьте его на Юпитер.
–Диомед!– взываю я, надеясь, что правильно его оценил.
Этот здоровяк слегка колеблется.
–Они спасли Серафине жизнь,– говорит он.
–И чтобы сохранить ей жизнь и далее, не должно остаться никаких свидетелей ее возвращения, кроме тех, которым мы можем доверять,– отвечает Ромул.
Я пытаюсь придумать какой-нибудь хитрый гамбит, нечто необычное, что могло бы нас спасти. Что-нибудь из арсенала самого Жнеца. Кассий готовится к нападению, только не на Диомеда, а на Ромула, чтобы попытаться взять заложника. Я понимаю ход мыслей моего друга и вижу, что могу помочь ему, закрыв его своим телом от Диомеда. Скорее всего, меня убьют, зато у Кассия будет шанс. Напряжение возникает сперва в его мускулистой шее, потом в пальцах ног, упершихся в каменный пол. Кассий готов уже броситься вперед, но за миг до этого земля содрогается у нас под ногами.
Диомед отступает от нас.
–Что это было?– восклицает он.– Вулканизм?
–Нет.– Ромул наклоняется и прижимает ладонь к земле.– Ракетный удар.
Вела хватает свой датапад и поспешно задает несколько вопросов.
–Ромул, к нам приближаются корабли. Наш эскорт сбит.
–Невозможно,– шепчет Марий.– Никто не знает, что мы здесь!
–Очевидно, кто-то знает,– отвечает Ромул.– Сколько кораблей?– Вела моргает, уставившись в датапад, и Ромул нетерпеливо переспрашивает:– Сколько?
–Десять «ястребов».
–Десять?– повторяет Диомед, пораженный этим числом.
–И еще «химеры».
–Как они могли обойти орбитальную оборону?– удивляется Марий.
–Они пришли не с орбиты,– бормочет Ромул, и все золотые напрягаются от скрытого смысла этих слов.
Вела берет руководство на себя:
–Пандора, пусть Криптея задержит их в ангаре.– Та отдает честь и направляется к выходу в сопровождении своих людей, а Вела поворачивается к остальным телохранителям.– Защищайте своего правителя.
И тут Ромул принимается хохотать.
–Отец…– произносит Диомед, бросая растерянный взгляд на Мария, Ромул же садится на подушку и кладет клинок на пол.– Что ты делаешь?
–Жду.
–Чего?
–Разве не очевидно? Вашу мать.
26.Лисандр
Гнев матери
Дидона Раа, жена Ромула Раа и мать его семерых детей, входит в командный центр с таким видом, словно намерена взорвать его. Она идет во главе военизированной колонны ауреев в броне и плащах. На глазах у них оранжевые защитные очки. Лица закрывают уганы из темной ткани. В отличие от Ромула и его сыновей, у них имеется тяжелое оружие, боевые маски и прыжковые ботинки. Среди них нет ни одного черного или серого. Это дело золотых. Мы с Кассием припадаем к полу. О нас ненадолго забыли. Мы ищем какой-нибудь выход из зала, но здесь всего одна дверь.
–Здравствуй, жена,– подает голос Ромул со своей подушки.
–Муж…– глухо бросает Дидона, направляясь к нему.
В этом зале перевес явно на ее стороне: уРомула гораздо меньше людей.
На Дидоне рыжевато-коричневый плащ, под ним – легкие каратановые доспехи цвета пыли, с радиационной защитой и капюшоном. Крил закрывает ее лицо, оранжевые светоотражающие очки – глаза, а голова обмотана уганом, как у скитальца-бедуина на Старой Земле. За спину закинуто длинное черное ружье. Дидона через каждые три шага освобождается от какого-либо предмета из своего облачения – снимает уган, капюшон, пока густая спутанная масса начинающих седеть темных волос не падает ей на плечи, обрамляя энергичное, резко очерченное лицо с острыми скулами. Серо-золотые глаза вспыхивают из-под густых темных ресниц; унее те же тяжелые, сонные веки, что и у дочери. Весь ее облик хочется назвать сумеречным, однако у нее теплая кожа женщины, выросшей на венерианских морях, поблизости от солнечного лона.
