–И все-таки хорошо, должно быть, почувствовать траву под ногами вместо песка и металла,– негромко произносит он.– Хорошо вернуться домой.
–Да…– Замявшись, я смотрю на каменистый берег внизу.– Это с каждым разом все труднее. Возвращаться. Я вроде бы с нетерпением жду возвращения, но… Не знаю. Я этого боюсь. Всякий раз, когда Пакс подрастает еще на сантиметр, мне кажется, что меня обвиняют: мол, ты и это пропустил.– Я нетерпеливо выдергиваю торчащую нитку.– Не говоря уже о том, что, чем дольше я нахожусь здесь, тем больше у Повелителя Праха времени на подготовку Венеры. Значит, война может затянуться.
При упоминании о войне лицо Танцора суровеет.
–И надолго она затянется, по-твоему?
–Зависит от обстоятельств, ведь так?– хмурюсь я.– Главная помеха для того, чтобы получить подкрепление и тем самым положить войне конец,– это ты.
–От тебя ничего другого и не услышишь, верно? Одно и то же: надо больше людей.– Он вздыхает.– Я голос партии, а не ее мозг.
–Знаешь, Танцор, скромность не всегда является добродетелью.
–Ты не подчинился сенату,– ровным тоном замечает он.– Мы не давали тебе разрешения запускать Железный дождь. Мы выступали за осторожность и…
–Я победил, разве не так?
–Мы больше не Сыны Ареса, как бы нам с тобой этого ни хотелось. Виргиния с ее патрициями ограничились тем, что позволили тебе игнорировать сенат, но люди так или иначе начинают понимать, насколько силен их голос.– Он подходит ближе ко мне.– Тем не менее они уважают тебя.
–Не все.
–Брось. Существуют чуть ли не целые секты, возносящие тебе молитвы. О ком еще можно такое сказать?
–О Рагнаре.– Я колеблюсь.– И о Лисандре из дома Луны.
–Род Силениуса закончился на Октавии. Ты свалял дурака, отпустив мальчишку, но если бы он был жив, мы бы об этом знали. Его поглотила война, как и прочих. Остался только ты. Люди любят тебя, Дэрроу. Тебе не следует злоупотреблять этой любовью. Любые твои действия становятся примером. Так что если ты не подчиняешься закону, почему ему должны следовать наши императоры, наши губернаторы? Почему вообще кто-то должен ему следовать? Как нам править, если ты просто идешь и делаешь что хочешь, словно какой-то проклятый…– Он осекается.
–Золотой.
–Ты понимаешь, что я имею в виду. Сенат был избран. Ты – нет.
–Я делаю то, что необходимо. Как всегда поступали мы с тобой. Но остальные сенаторы делают лишь то, что им нужно для переизбрания. Почему я должен к ним прислушиваться?– Я улыбаюсь Танцору.– Может, ты хочешь, чтобы я принес извинения? Это даст мне возможность усилить армию?
–Как бы не оказалось слишком поздно для извинений.
Я приподнимаю бровь. Хотел бы я сказать, что холодность Танцора мне непривычна, однако наша дружба угасла не вчера. А именно в тот момент, когда он узнал, какой ценой я купил мир с Ромулом. Я отдал Ромулу Сынов Ареса. Я бросил людей Танцора умирать на окраине. Терзавшая меня вина определила наши отношения на годы, заставила меня отчаянно жаждать его одобрения. Казалось, если мне удастся повергнуть Повелителя Праха, я смогу искупить ужас, на который я обрек этих несчастных. Но ничего исправить не удалось. И никогда не удастся. Танцор больше не будет любить меня так, как люблю его я, и это разбивает мне сердце.
–Мы уже начали угрожать друг другу, Танцор? Я думал, мы с тобой выше этого. Ведь мы начинали вместе.
–Да. Вместе. Я забочусь о тебе, как о родном. С тех самых пор, как ты пришел ко мне весь в грязи и был на полголовы ниже меня. Но даже ты должен следовать законам республики, которую помогал строить. Потому что там, где не соблюдают законы, появляется почва для тирании.
Я вздыхаю:
–Снова начитался чего-то.
–Да, черт побери! Золотые хранили нашу историю в тайне, чтобы делать вид, будто она принадлежит им. Каждый свободный человек должен читать, чтобы не быть слепым, чтобы его не водили за нос.
–Никто тебя не водит за нос.
Танцор фыркает, выражая несогласие:
–Будучи солдатом, я смотрел, как твоя жена прощает убийц и работорговцев, и терпел это, потому что мне сказали: это необходимо, чтобы выиграть войну. Теперь я смотрю, как наши люди ютятся по пятнадцать человек в одной комнате, с отбросами вместо еды и ветошью вместо здравоохранения, в то время как аристократия высших цветов живет в башнях, и я терплю это, потому что мне говорят: это необходимо, чтобы выиграть войну. Но будь я проклят, если стану сидеть сложа руки и смотреть, как свергнутого нами тирана сменяет другой, потому что это необходимо, чтобы выиграть долбаную войну!
–Избавь меня от речей, дружище. Моя жена не тиран. Уменьшить роль правительницы в новом уставе Сообщества – это была ее идея. Она решила отдать основные полномочия сенату. Она помогла нашему народу обрести голос. Думаешь, это было ей на руку? Разве так поступают тираны?
Танцор смотрит на меня, сурово и пристально:
–Я говорю не о ней.
Ах вот оно что… Мне все ясно.
–Однажды ты сказал, что я хороший человек, которому приходится делать плохие вещи,– напоминаю я.– Ты дал слабину? Или так много времени провел с политиками, что забыл, как выглядят враги? Обычно они около семи футов ростом, носят большой нагрудный знак с пирамидой Сообщества… а еще у них руки по локоть в крови алых.
–Как и у тебя,– отчеканивает Танцор.– Потери в целом составили один миллион, верно? Один миллион за Меркурий. Возможно, ты готов вынести это. Но остальные устали от этого бремени. Я знаю, что черные устали. Знаю, что я устал.
–Тогда мы в тупике.
–Это так. Ты мой друг.– В голосе Танцора слышится волнение.– Ты всегда будешь моим другом, поэтому можешь не опасаться удара в спину. Но я встану у тебя на пути и сделаю то, что должно.
–Как и я.
Я протягиваю ему руку. Танцор принимает ее и на мгновение задерживает в своей ладони.
Мы пускаемся в обратный путь, и на том месте, где тропинка сворачивает к деревьям, он останавливается и смотрит на меня:
–Дэрроу, ты ничего не хочешь мне сказать? Если да, то сейчас самое время. Пока это дружеский разговор между нами.
–У меня нет секретов от тебя,– отвечаю я, желая, чтобы это было правдой, желая, чтобы Танцор мне поверил. Желая, чтобы он по-прежнему оставался лидером Сынов Ареса и мы могли бы, как прежде, хранить наши секреты вместе. Увы, не всякий противник – враг.
Танцор разворачивается и, прихрамывая, идет в сад попрощаться с моей матерью. Они обнимаются, и он направляется к южной посадочной площадке, где его ждет эскорт. Он берет у охранника белую тогу и надевает ее прямо поверх рубашки, прежде чем подняться по трапу.
–Чего он хотел?– спрашивает Севро.
–Чего хотят все политики?
–Проституток.
