– А если он не заговорит с вами? Говорят, к нему нельзя подходить, пока он сам не подзовет.
– Верно, но мне кажется, король меня любит и, как только встречает, всегда здоровается. Вполне годится как знак приблизиться. Ну же, успокойтесь. Все будет хорошо.
– Когда он меня выслушает, у него, быть может, пропадет охота впредь здороваться с вами.
– Да что вы! С человеком, увековечившим его славу? В таком случае и вы перестанете здороваться с ним, ведь эта грязная история отнюдь не украшает королевскую власть!
По дороге в сад Тюильри молодая женщина все-таки сумела вернуть себе чуточку былой решимости. Не то чтобы она боялась подойти к королю, просто от этой встречи зависело так много, что она не могла не чувствовать всей тяжести свалившейся на нее ответственности. Сумеет ли она спасти Фелисию, вытащить ее из тюрьмы до того, как она навеки будет погребена в застенках замка Торо?
В Тюильри было людно. Несмотря на холод, многочисленные посетители прогуливались по аллеям. Закутанные в меха женщины беседовали, сидя на скамьях, установленных вдоль аллей. За облетевшими верхушками каштанов виднелись белые фасады и серые шиферные крыши новых домов на улице Риволи. Дети играли в серсо, мяч или классы под бдительным надзором матерей в шляпах, украшенных перьями, или нянь в чепцах с лентами. Было холодно, но сухо, робкий луч солнца, радовавший парижан в эти последние дни декабря, и сегодня играл на медной банке продавца вафельных трубочек.
Не колеблясь, Делакруа повел Гортензию к большому круглому бассейну, блестевшему меж клумб и рассаженных в шахматном порядке деревьев. Придя туда, они принялись неспешно прогуливаться, подобно людям, у которых нет другой цели, как воспользоваться приятной погодой. Но Гортензия чувствовала, как заледенели ее пальцы, несмотря на перчатки и теплую муфту из черного бархата, подбитую горностаем, в тон шляпке, поля которой обрамляли ее прелестное личико. Делакруа занимал ее разговором, пытаясь снять напряжение, но она не слышала ни единого слова.
– Да вы меня совсем не слушаете! – с ласковым упреком заметил он. – Вас совсем не интересует революция, вот уже целый месяц сотрясающая Польшу?
– Не очень, – с улыбкой призналась она. – Думаю, я ничего не слышала.
– Это оттого, что у вас слишком громко стучит сердце. Я пытаюсь отвлечь вас от ваших забот, рассказывая о чужих. Мне казалось, что вам это интереснее, чем светские сплетни…
– Вы правы, я прошу меня извинить. Так вы говорили, что поляки взбунтовались?
– Да, наша революция многим послужила примером: сперва бельгийцы восстали против деспотизма Вильгельма Первого и союза с Нидерландами, затем Польша поднялась против России… Погодите-ка… Думаю, ваша пытка подошла к концу. Вот он!
Действительно, толпа прогуливающихся разделилась надвое, оставив посреди широкий проход, по которому медленным шагом двигался человек в шубе, высоком цилиндре и с зонтиком в руке. За ним на почтительном расстоянии шествовали трое человек. Не будь этого пустого пространства, по которому он шел, его ничто бы не отличало от других разодетых господ, гулявших по аллеям парка.
В свои пятьдесят семь лет Луи-Филипп был высоким, крепким мужчиной с полным лицом, которое вовсе не безобразили длинный нос и рот с тонкими губами, сложенными в слегка пренебрежительную складку. Его густые каштановые волосы с рыжеватым оттенком переходили в длинные бакенбарды, исчезавшие под подбородком. Жизнь не всегда улыбалась ему, были и очень тяжелые моменты, например, когда горячо любимый им отец взошел на плаху, а ему самому пришлось вести жизнь, полную лишений и скитаний по разоренной войнами Европе. Эти испытания оставили глубокий след на его челе… и на душе. Вследствие чего этому по натуре своей робкому монарху приходилось отваживаться на поступки, под которыми, наверное, мог подписаться сам король-солнце.
В данную минуту он, казалось, был вполне доволен жизнью и, улыбаясь или слегка приподнимая шляпу, отвечал на приветствия и реверансы. Время от времени он останавливался, чтобы обменяться с кем-нибудь парой слов, затем продолжал прогулку. Следовавший за ним эскорт тоже останавливался, затем пускался в путь, ни разу не нарушив дистанции.
Остановившись у бассейна, Гортензия и Делакруа смотрели на его приближение. Но вот король заметил художника и широко улыбнулся.
– А-а, господин Делакруа! – сказал он голосом, в котором сохранились командные нотки, приобретенные на полях битв. – Вот приятная встреча! Я уже собирался посылать за вами.
Художник поклонился:
– Неужели мне выпало счастье быть полезным королю?
– Конечно, конечно!
Взгляд Луи-Филиппа скользнул по фигуре Гортензии, которая поспешно присела в почтительном реверансе.
– Представьте вашу спутницу. Мне кажется, я еще не имел удовольствия встречаться с ней?
– Вероятно, поскольку вот уже несколько лет, как она покинула Париж. С позволения Вашего Величества, имею честь представить вам графиню де Лозарг, дочь покойного банкира Анри Гранье де Берни. Вашему Величеству безусловно знакомо это имя?
– Конечно, и банк тоже. Я счастлив, мадам, познакомиться с вами, тем более что я кое-чем обязан вашему банку. Мне будет приятно что-нибудь сделать для вас.
– Король бесконечно добр, – пролепетала Гортензия, у которой от волнения прервался голос.
Делакруа, заметив это, бросился ей на помощь:
– Мадам де Лозарг очень взволнована, сир. Боюсь, у нее не хватит смелости попросить милости у Вашего Величества.
– Милости? Какой же?
– Милости для моей самой близкой подруги, сир, графини Морозини, брошенной в тюрьму… по недоразумению.
Улыбка исчезла с лица короля, в то время как две глубокие складки пролегли меж бровей.
– В тюрьму? Какую тюрьму? Мне кажется, я никогда не слышал этого имени.
– Она в тюрьме Ля Форс, сир.
– Женщина? В Ля Форс? Что это за история?
– Именно об этом и хотела бы поведать мадам де Лозарг Вашему Величеству, – вмешался Делакруа. – Я допускаю, что место выбрано не совсем удачно, – лицемерно добавил он. – Но дело это безотлагательное, а получить королевскую аудиенцию в короткий срок…
– И вы подумали, что… случайная встреча поможет вам выйти из положения, не так ли? Наш милейший князь Талейран мог бы вами гордиться, сударь… И поскольку вы совершенно справедливо заметили, что место выбрано неудачно, давайте продолжим прогулку, а затем вы проследуете за мной в Пале-Рояль. Таким образом, вам сразу же будет предоставлена аудиенция, мадам. Возможно, она не будет продолжительной, но я обещаю вас выслушать…
– Я знала, сир, что король – сама доброта, – произнесла Гортензия. – Позвольте мне от всего сердца поблагодарить Ваше Величество.
– Никогда не следует благодарить, не получив желаемого, мадам. Посмотрим, что можно будет для вас сделать.
