Теперь настала очередь удивляться Жоакину.
— Вы с ума сошли? — нервно сказал он,
оглядываясь. — Нас могут услышать.
— Дурак. Я же все сразу вычислил. Ты, гениальный
нелегал, но глупый аналитик, — прошипел, белый от ярости, Бернардо, —
значит, говоришь, три месяца кресло делали. Три месяца! Значит, заранее знали,
что меня должны ранить в Мадриде именно в ногу, именно в это место. И тебя тоже
готовили три месяца с расчетом, что я буду ранен. Они заранее знали, что я буду
ранен. Понимаешь, заранее знали. Ох, какой сукин сын наш генерал. Какой сукин
сын! Это он все придумал, я ведь его стиль хорошо знаю. Кто-то из наших
снайперов подстрелил мне ногу, а потом сразу появился ты, бедный
врач-марокканец…
— Говорите тише, — попросил Жоакин.
— И меня повезли в Мексику, где случайно подвернувшийся
нам врач, лицо вне всяких подозрений, убивает Альфредо, убирая последнего
стоящего на нашем пути. И, наконец, в Мехико ты вдруг находишь журнал, где
описывается это кресло. Журнал ты нашел несколько дней назад, а кресло делают
уже три месяца. Значит, и журнал подбросили. И меня кладут в кресло, чтобы я
выполнил задание «Чиновника». Вот подлецы, — он рассмеялся, — а,
вообще, гениально придумано. Если бы не моя нога, поставил бы вам пятерку за
изобретательность. Такой трюк мог придумать только Сергей Валентинович. Это
вполне в его духе. Только не говори мне, что снайпер случайно попал мне в ногу.
Все равно ведь не поверю.
Жоакин молчал. Он глядел в море, где купались женщины.
— У тебя действительно есть путь для отступления или
это тоже блеф?
— Есть.
— Хорошо. Сегодня, пока женщины будут переодеваться,
покажешь мне, как открывать эту трубку. Вот, сволочи, что придумали. И
инвалида, и кресло, конечно, никто проверять не будет. Оно ведь металлическое.
— Придумывал не я, — обиженно выговорил Жоакин, —
я только передаю поручения Сергея Валентиновича.
— Спасибо. Ты очень любезен. Врач, надеюсь, ты
настоящий. А то скоро по легенде мне и ногу должны будут отрезать.
— Настоящий, — усмехнулся Жоакин, — а нога у
тебя в порядке. Уже через неделю сможешь бегать. Ничего серьезного нет.
— Надеюсь, но ты не сказал мне еще имени. Чье завтра
рождение, что нас точно пригласят?
— Уже пригласили. Я слышал, как утром звонила Вильма
Кастро.
— При чем тут она?
— Завтра день рождения ее супруга — Рауля Кастро.
— Ну и что?
— Твой объект — его брат. Он обязательно будет на дне
рождения своего брата, на этом и строился весь расчет.
— Фидель, — прошептал Бернардо, — значит, это
судьба. По берегу к ним бежали улыбающиеся женщины.
Глава 36
Когда наконец загорелся свет в комнате, можно было увидеть
сразу два растерянных лица — Эдгара Леймена и Роджера Робинсона. Последний снял
с глаз аппарат, позволяющий двигаться в темноте и видеть все объекты. Убрал его
в сторону.
— Ради этого вы убрали столько людей? — тихо
сказал он.
— А вы считаете, что это много? — неприятно
улыбнулся Леймен. — Мы мечтали об этом столько лет. Еще при Кеннеди ЦРУ
разрабатывало планы убийства или устранения Фиделя. Мы тридцать пять лет терпим
у наших берегов эту русскую базу и ничего не можем с ними сделать. И вот
наконец только сейчас у нас появился шанс.
— Почему только сейчас?
— Его уберут сами русские, силами своей агентуры.
Подробности я не знаю, но, как только уберут Фиделя, мы сразу начнем активные
действия. Об этом мечтали еще наши отцы, Роджер. А тут появляетесь вы и
срываете нашу операцию своими дурацкими запросами, своей неуемной активностью.
Неужели это действительно не понятно?
— Но почему русские пошли на это? Им для чего нужно
устранять Фиделя? Он ведь их союзник.
— А деньги? Кто даст им деньги, если не Международный
валютный фонд? А прием в НАТО их соседей? Мы ведь вполне реально можем
заморозить прием в Североатлантический блок новых членов НАТО. Подробностей я
не знаю, но их министр иностранных дел и наш государственный секретарь обо всем
договорились, разграничив пределы наших взаимных обязательств. И после этого
соглашения стала возможной операция по устранению Фиделя, которую должны
провести сами русские. Вы понимаете, Роджер, как это здорово. Они тридцать пять
лет защищали его от нас, а теперь сами и придушат. Ничего лучше придумать было
нельзя.
— Но при чем тут мои люди?
— Не будьте идиотом, — взвизгнул Леймен, —
это ведь элементарно! Вы должны понимать диалектику разведки, ее неизбежные
потери.
— Да, должен понимать. Но я не понимаю.
— Что вы сказали?
— Эдгар Леймен, вы — сукин сын и негодяй. Из-за таких,
как вы, мы оказались втянуты в войну во Вьетнаме. Из-за таких, как вы, мы стали
мировым жандармом, и нас презирают во всем мире.
— С вами невозможно спорить. — Леймен снял свои очки,
протер и снова надел.
— А я и не собираюсь с вами спорить. Я просто сейчас
убью вас во имя высшей целесообразности. В разведке ведь это неизбежные потери.
Так вы, кажется, сказали?
Он вытащил свой пистолет с надетым глушителем.
— Вы с ума сошли? — закричал Леймен.
— Нет, я просто делаю то, что давно хотел сделать.
Убиваю мерзавца. Это так приятно, мистер Леймен. По коридору кто-то быстро
спешил к их комнате. Резко постучал.
— Мистер Леймен, вы нас звали?
Роджер навел пистолет на Эдгара, покачал головой.
— Нет, — хрипло отозвался Леймен, чуть закашлялся
и снова сказал, — нет, я вас не звал.
Спрашивающий повернулся и пошел по коридору в обратную
сторону.
— Что теперь? — прошептал синий от ужаса Леймен.
— Где сейчас находятся Харгривс и Биксби? —
шепотом спросил Роджер. — Мне нужны их адреса.
— Вы с ума сошли, — задыхался Леймен, — туда
нельзя.
— Это мое дело, Леймен, — скажите, где они
находятся. Эдгар прошипел адрес. Роджер знал этот дом и эту улицу.
— Их там двое? — спросил он.
— Не знаю, но к ним вы так легко не попадете. Харгривс
очень подозрительный человек, — сказал Леймен, — у вас не будет
шансов. — И, словно в подтверждение его слов, внезапно раздался громкий
крик, тысячекратно усиленный мегафоном.
— Роджер Робинсон, мы знаем, что вы в доме. Это говорит
полковник Харгривс. Предлагаю сдаться добровольно. Ваше сопротивление
бесполезно.
Леймен вскочил с кресла.
— Вы слышали, — закричал он, — я ведь
говорил, они знают все! Они знают, где вы находитесь!
— Сколько их там? — спросил Роджер, пригибаясь.
