Инес заметила, что Бернардо нет рядом, и удивленно
огляделась. Куда он мог деться, подумала она. Бернардо достал наконец свой
пистолет. Фидель обернулся. И увидел направленное на него дуло оружия.
Вот и все, почему-то подумал «команданте». Так просто и
глупо. Бернардо поднял пистолет.
Инес, начавшая серьезно беспокоиться, поднялась из-за стола.
Фидель смотрел на оружие и ничего не говорил. Он просто сидел на диване и ждал,
когда раздастся выстрел. За четыре десятка лет он много раз смотрел смерти в
лицо и знал, как должен умирать мужчина.
Он не боялся смерти.
Бернардо прикусил губу. Это оказалось труднее, чем он
предполагал. Одно дело — убивать агентов или профессионалов, другое — вот так
просто выстрелить в живую легенду двадцатого века. Он вдруг почувствовал, что у
него дрожат руки.
Фидель, кажется, понял состояние этого инвалида, поднявшего
на него свое оружие. Он незаметно усмехнулся.
— Это не так трудно, как вы думаете, — сказал
Кастро, — нужно просто нажать на курок.
Бернардо разозлился. Неужели он этого не сделает? И в этот
момент раздался крик Инес, так бьющий по нервам.
— Бернардо!
Он обернулся.
Она стояла в дверях, вся красная от гнева. Она поняла, зачем
он остался на Кубе. Она сразу поняла.
Фидель неторопливо поднялся с дивана, посмотрел в глаза
своему убийце.
— Это нечестно, — сказал вдруг он, — просто
нечестно, молодой человек. Люди скажут, что Кастро убил инвалид. И,
повернувшись, пошел навстречу Инес. У Бернардо в его пистолете было два
патрона, на случай первого промаха. Он снова поднял оружие. Перед ним была
широкая спина «команданте».
«Не думайте о том, кого будете убивать, — любил
говорить Чернов, — думайте о себе». Он вспомнил эти слова.
И нажал на курок.
— Бернардо! — что-то поняла в этот момент Инес,
бросившаяся ему навстречу. Кастро обернулся. Выстрел попал Инес прямо в сердце.
Она почему-то улыбнулась и, откинувшись, упала на пол.
В комнату ворвались люди, у многих охранников в руках было
оружие.
— Не стрелять, — перекрывая шум, крикнул Фидель
Кастро, — осторожнее, здесь убита женщина!
И только теперь Бернардо понял, что он наделал. Он убил
Инес. Убил единственную свою женщину, равной которой у него никогда не было. И
никогда больше не будет. Он вдруг ощутил небывалую тоску, словно плач
миллиардов потерянных существ, возникших и развивавшихся за миллионы лет до его
рождения, слился в нем воедино. Он закричал. Все замерли. Стоявшая у дверей
Габриэла перестала плакать.
И тогда быстро, словно боясь, что его лишат этой радости, он
приставил пистолет к голове и нажал на курок.
— Похороните их вместе, — сказал «команданте». И это
были единственные слова после выстрела.
Заключение
Роджер лежал на носилках и смотрел в небо. Оно сегодня было
черно-голубым, словно невидимый художник перемешал все краски. К нему кто-то
подошел.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил знакомый
голос.
— Спасибо, Майкл, — он узнал говорившего.
— Уже все в порядке, Роджер. Мы их всех взяли, всех до
единого.
— Вы идиоты, — кричал на другом конце сада
Харгривс, — вы сорвали самую важную операцию в нашей истории! Вы опошляете
саму идею разведки! Вас всех отстранят от работы!
Когда его вели мимо Робинсона, он замер. Роджер чуть
приподнял голову, хотя даже это причиняло сильную боль.
— Харгривс, — позвал он полковника.
Полковник посмотрел на него.
— Нет такой идеи, во имя которой можно убивать
людей, — тихо сказал Роджер, — нет, слышите, Харгривс, нет и не может
быть.
Он закрыл глаза. Кто-то тронул его за рукав. Роджер открыл
глаза. Над головой стоял Майкл. Он улыбался.
— У меня к тебе просьба, — сказал сотрудник ФБР.
— Только не проси меня все вернуть, — попросил
Роджер, — кажется, я сломал все твои игрушки.
— Можешь оставить их себе, — махнул рукой
Майкл, — у меня их много. Я прошу о другом. Можно, я оставлю себе на
память твою желтую шапочку?
— Зачем она тебе?
— А я буду показывать своим сыновьям. Понимаешь, я ведь
тоже бреюсь по утрам. И каждое утро смотрю на себя в зеркало. Хочу объяснить
парням, что нужно жить так, чтобы иметь возможность бриться. Чтобы смотреть в
зеркало и уважать эту физиономию.
Роджер усмехнулся.
— Оставь, — сказал он, — пусть она останется
у тебя.
