Я попыталась что-нибудь поесть, но не смогла.
Я чувствовала их по ту сторону двери. Я знала, что они смотрят на дверь – может быть, даже смотрят сквозь неё,– ожидая, когда я снова выйду.
И я знала, почему появились эти кошки. Из-за Лакрицы и кукурузного поля. Но кое-что мне было непонятно. Конечно, Лакрица была моей кошкой, и, да, я промолчала, когда мама бросила её на обочине дороги. Но это сделала мама.
Так почему эти кошки преследовали меня?
Той ночью, прежде чем выключить свет, я отдёрнула занавеску и украдкой выглянула на улицу. Кошки были там, во дворе, смотрели прямо на моё окно.
Только теперь их было девять. У одной из новых кошек был изогнутый шрам через всю морду. Все девять выглядели исхудавшими и голодными. Все девять были по-своему искалеченными.
Я вспомнила, что сказала мама, когда мы оставили Лакрицу.
У кошек девять жизней.
Девять кошек. Девять жизней.
А потом я вспомнила, что возразила маме, когда мы бросили Лакрицу.
Ни-че-го.
Я тихонько прошла по дому, не разбудив маму, и приоткрыла входную дверь. Ночь была тёмной. Только в темноте светились жёлтыми фонарями кошачьи глаза. Я вышла в темноту в одних пижамных шортах и длинной мешковатой футболке. Воздух обдал холодом мои голые ноги. Я спустилась по ступенькам крыльца на влажную лужайку. Кошачьи глаза следили за мной.
–Я знаю, почему вы здесь,– проговорила я.
Коты не шевельнулись. Они продолжали смотреть на меня так же, как Лакрица смотрела вслед нашей уезжающей машине.
–Послушайте,– начала я.– Я знаю, что это было неправильно.– Трёхлапая кошка наклонила голову.
–Моя мама,– я указала на дом.– Я должна была что-нибудь сказать. Я должна была её остановить.
Рыжая кошка с одним глазом, та, что появилась первой, неторопливо двинулась вперёд. Она подняла одну лапу и задержала её в воздухе на несколько секунд. А потом, как будто это был некий сигнал, она опустила лапу и трижды царапнула землю.
Тогда коты атаковали.
Они завизжали и завыли. Все девять. И бросились на мои ноги.
Вместе они превратились в вихрь шерсти и когтей, только сверкали их клыки и глаза.
Я побежала к дому, стараясь не споткнуться, но четыре кошки вскочили на крыльцо и перегородили путь к двери. Они подняли лапы и зашипели.
Первая царапина, чуть ниже левого колена, немного щипала.
Я бросилась к торцу дома, думая, что зайду через заднюю дверь, но они снова оказались слишком быстрыми. Они роились и кружились – девять пятен, и заблокировали чёрный вход тоже.
В этот момент крошечная лапа – не знаю, которой из кошек она принадлежала,– оцарапала мою правую голень, оставив три тонких дорожки крови.
Я рванула прочь от дома, побежала вверх по улице. Я не знала, что делать. А они бросились за мной, визжа и шипя.
Налево по Берч-Барк-драйв и прямиком на Харрисон, я бежала изо всех сил. Босиком, задыхаясь. А они следом. Я шлёпала по тротуару, у меня горели ноги. Но я продолжала бежать. Если я замедлялась, когти вонзались мне в икры. Вскоре по моим лодыжкам текла липкая кровь.
Они роились. Они кружили. Они загоняли меня то в одну, то в другую сторону.
Жгло лёгкие. Но я бежала. У меня болели и пульсировали ноги. Но я не останавливалась. Я бы заплакала, если бы могла об этом помыслить, но коты наступали, наступали и наступали.
Ночь наполнилась запахом моего пота.
Наконец, после того как прошла, казалось, целая вечность, одноглазая рыжая кошка метнулась вперёд, повернулась ко мне и зашипела.
Я остановилась, пытаясь отдышаться. Я пробежала через улицы и тротуары, через перекрёстки и кварталы босиком. Подошвы ног болели и горели огнём. Где я?
Вокруг меня остановились и другие кошки. Всё стихло. Дул ночной бриз, и рядом со мной в поле шелестела кукуруза.
Тогда я поняла, куда они меня привели. Это было место, где мы бросили Лакрицу.
Я устала, была вся исцарапана. Девять кошек стояли неподвижно.
–Простите,– взмолилась я.– Мне очень жаль. Я должна была что-нибудь сказать. Я должна была вступиться за неё.
Кошки зашипели и образовали круг.
Я ждала их последней атаки. Я сгорбила плечи и закрыла лицо руками.
Ветер усилился, и кукуруза зашуршала в ночи.
Но кошки не нападали.
Вместо этого белая шагнула в кукурузу и исчезла. Затем та, у которой была только половина хвоста, сделала то же самое. Одна за другой кошки заходили в кукурузу. Их было девять. Вскоре их стало шесть, потом четыре, потом две. Наконец остались только я и рыжая одноглазая лидерша.
Я повалилась в грязь на обочине дороги. Мои ноги горели от царапин и пота.
–Мне очень жаль,– взывала я. Рыжая кошка выхаживала передо мной.– Пожалуйста, поверь мне.
Наконец рыжая кошка нырнула в кукурузу и, как и другие, исчезла.
Я осталась одна на обочине дороги.
Как Лакрица.
Я опустила голову между колен, и наконец накатились слёзы. Мои ноги все были в полосах полузасохшей крови, но они меня отпустили. Холодный ветер облизал мою кожу, и я задрожала.
Тогда я услышала шорох в кукурузе, и в тени появились два жёлто-зелёных глаза. Из кукурузы вышла совершенно чёрная кошка – чёрные уши, чёрные лапы.
–Лакрица,– выдохнула я.
Она крадучись подошла и уткнулась мордой в одну из моих исцарапанных ног.
–Ты в порядке?– спросила я. Я вытирала слёзы со своих щёк. Она лизнула один из моих порезов своим наждачным языком.
–Всё в порядке,– успокаивала я. Я подняла её и уложила себе на колени.– У нас всё будет хорошо.
Я стояла там, истекая кровью, уставшая, держа на руках Лакрицу. Из-за облака вышла луна. В шелестящей кукурузе не было ни следа девяти кошек, не сверкали огни их пристальных глаз. И я знала, почему искалеченные коты – девять жизней – пришли за мной, а не за мамой.
Я крепко прижимала Лакрицу к себе. Я перебирала пальцами её бархатистые ушки.
–Пойдём домой,– сказала я.
И, обнимая свою кошку, я начала долгий путь обратно.
Пятно на полу в столовой
–Ты такая растяпа, Дженет,– пожаловалась Малия, когда десятицентовые монетки, которые она сжимала в ладони, с грохотом покатились на кафельный пол. Девочка скармливала их торговому автомату в столовой, надеясь купить банку газировки к обеду, но Дженет только что со всех сил врезалась в неё, наверное, в миллионный раз за этот год, и рассыпала все монеты.
