Так, девочка медленно встала. Она прошла по проходу и вскарабкалась по пяти ступенькам на сцену.
Вскоре её осветил яркий свет, и ряды лиц смотрели вверх на неё.
Девочка сжала кулаки.
На другом конце сцены Динь-Динь начала танцевать. Она шагала, высоко задирая колени, и бубенчики на её шляпе и носках её ботинок звенели. Ученики в зале негромко смеялись, и Луна сцепила ладони.
«Всё будет хорошо»,– уговаривала себя девочка.
И тут Динь-Динь оказалась рядом с ней, так близко, что Луна чувствовала запах её цветочных духов и мятного дыхания.
Луна старалась не дрожать.
Динь-Динь потянулась под жилет, помедлила секунду и вытащила… ту самую палочку.
Луна смотрела на её маленький нос, высокие скулы, белую кожу и фиолетовые губы.
Она заставила себя моргнуть.
Динь-Динь подняла палочку. Несколько человек зааплодировали, но Динь-Динь махнула рукой и указала на маленькую голову.
Воцарилась тишина.
Затем, так же как в кошмаре, палочка заговорила – не как марионетка, а как настоящий человек.
–Время для смеха,– произнесла голова, и голос палочки был высоким и слащавым.
Этого не может быть.
«Мне нужно уйти,– думала Луна, но её ноги, казалось, приклеились к сцене.– Как мне выбраться отсюда?»
–Смейтесь!– скомандовала палочка зрителям.
«Пожалуйста, нет»,– молила про себя Луна.
Но её одноклассники разразились взрывом смеха. Они смеялись громко и тихо. Они хрюкали и шипели. По лицу Луны стекал пот.
Затем, одно за другим, лица её одноклассников стали меняться. Они переходили от восторга к смятению, беспокойству, а затем к ужасу.
Звук их смеха нарастал.
«Это дурной сон,– поняла Луна,– мне снится кошмар».
Но что, если это не так?
Рядом с ней шутиха Динь-Динь улыбалась своей тонкогубой улыбкой, она медленно повернула палочку… на Луну.
Маленькая голова открыла рот.
«Проснись,– приказала себе Луна,– проснись сейчас же!»
–Ты тоже должна смеяться,– проговорила палочка.
«Нет»,– сокрушалась Луна.
–Смейся!– скомандовала миниатюрная голова.
«Проснись,– снова приказала себе Луна,– пожалуйста!»
Сама того не желая, девочка расхохоталась. Она старалась себя побороть, но её смех звучал высоко и пронзительно.
«Всё будет хорошо»,– попыталась успокоить себя Луна. Она проснётся в любую секунду.
Она всегда просыпалась.
Но её смех продолжал заполнять сцену.
«Проснись»,– снова сказала она себе. Девочка ущипнула себя за руку до боли. Рядом с ней шутиха Динь-Динь начала танцевать под её смех. По щекам Луны потекли настоящие слёзы.
«Просыпайся!– скомандовала она себе снова,– проснись!»
Ничего не происходило.
Сколько бы раз она ни приказывала себе, как бы она ни старалась, Луна оставалась на той сцене под ярким светом софитов.
И смеялась… смеялась… смеялась.
Смертельно холодно
Термометр на крыльце показывал тридцать пять градусов.
В тени.
Слишком жарко, чтобы играть в софтбол. Слишком жарко, чтобы кататься на велосипеде. Слишком жарко, чтобы есть, спать или даже двигаться.
Поэтому Хлоя сидела, просто сидела в тридцатипятиградусной тени своего крытого крыльца.
–Почему, ну почему этот дрянной кондиционер сломался именно на этой неделе?
Но Хлоя знала почему.
По этой же причине её вызывали к доске на истории, только когда она не знала ответа, по этой же причине она обливалась шоколадным молоком, только когда на ней был её любимый свитер, по этой же причине она спотыкалась в коридоре, только когда встречалась взглядом с суперсимпатичным парнем.
Потому что вселенная была… бестолковой.
И конечно, кондиционер выдохся и умер прямо в самый пик августовской жары. Когда ещё ему сломаться?
«Бестолковая вселенная»,– подумала Хлоя, поёрзав в кресле на крыльце и заметив отпечатки потных ладоней на подлокотниках.
За последние несколько дней она перепробовала всё, что могла придумать, чтобы охладиться. Она принимала долгий холодный душ. Она читала книги, сидя перед вентилятором. Она потягивала холодный лимонад, натирая шею и руки кубиками льда.
Но ничего не помогало.
–Я бы сделала что угодно,– сказала Хлоя вслух,– чтобы охладиться.
В этот момент, словно в ответ на её мольбы, над крышами домов и телефонными линиями зазвенели электрические колокольчики. Хлоя прислушалась к музыке: это была простая и всем знакомая детская песенка.
Эта мелодия могла означать только одно.
Фургончик с мороженым!
Она выпрямилась в кресле. Мороженое сейчас было бы ооочень кстати.
Звонкая песенка становилась всё громче. Затем в другом конце Азалия-стрит показался белый фургон, обклеенный изображениями шариков мороженого всех цветов планет, и направился… в совершенно другую сторону.
–Бестолковая вселенная,– снова нахмурилась Хлоя, когда грузовик проехал мимо.
Девочка встала.
«Я могу перехватить его»,– подумала она. Девочка полезла в карман шорт и вытащила пятидолларовую купюру, которую планировала потратить на лимонад в магазине на углу.
А потом, превозмогая жару, Хлоя побежала. Она рассекала локтями воздух. Шлепанцы едва держались у неё на ногах. С лица капал пот. Через минуту она была всего в четырёх домах позади фургона – достаточно близко, чтобы водитель мог её увидеть. Она начала размахивать своей пятидолларовой купюрой.
–Мороженщик!– закричала она, надеясь, что её услышат сквозь мелодию колокольчиков.– Эй, мороженщик!
Наконец грузовик подъехал к обочине. Детская песенка утихла.
Она догнала фургон, тяжело дыша. Девочка остановилась, согнулась пополам и упёрла ладони в колени.
Продавец мороженого отодвинул маленькое окошко.
–Я кричу, я хочу, все хотят мороженого,– воскликнул он высоким звонким голосом.– Что я могу тебе предложить?
Ого, опешила Хлоя. Этот мороженщик выглядел как-то… по-другому. Он был молодой, у него было круглое лицо и ярко-красные щёки. На нём была бумажная шапочка, белый пиджак и галстук-бабочка. Настоящий галстук-бабочка.
Тяжело дыша, Хлоя пробежалась взглядом по меню на стенке фургона.
На выбор было три размера мороженого: рожок с одним шариком, который в меню назывался Арктическая прохлада, рожок с двумя шариками, который назывался Зимний взрыв, и рожок с тремя шариками, который назывался Легко и Просто: Ультразаморозка.
