Он пытался ответить, но не смог, его душили слёзы.
—Не оставляй меня, Алкмена!— произнёс он, наконец, крепче прижимая её к себе.
—Я боюсь, Валерий. Не хочу умирать, но я видела Афину. Она сказала, что наш сын станет великим.
—Любимая, я не смогу жить без тебя… Не покидай меня.
—Ты нужен нашей дочери, сыну,— практически неслышно прошептала Алкмена ослабевшим голосом.
—Нет! Алкмена! Не умирай!— закричал македонец, освобождая своё горе, но девушка его уже не слышала.
Она умерла с лёгкой, еле заметной, улыбкой на устах. А два великих полководца и сильных воина склонились перед ней, оплакивая жену и сестру.
Спустя три дня
Всё тело болело ужасно, как будто разрывалось на куски. И плюс к этому в голове была звенящая боль, которая оглушала.
—Госпожа?— услышала Лина знакомый голос через черноту, но не смогла вспомнить, кому он принадлежал.
Собрав всю силу воли в кулак, она открыла глаза, но кроме белой пелены ничего не увидела, и только какие-то неясные силуэты, отдающие резью в глазах.
Где я? Что произошло?
Мысли скакали от одной к другой, отдаваясь безумной головной болью, и понять что-либо не представлялось возможным.
—Кто здесь?— тихо спросила Лина и не узнала свой голос.
—Алей госпожа,— с готовностью ответил голос, и она посмотрела в сторону, откуда он исходил.
Белый туман начал неохотно рассеиваться и тёмный силуэт уже приобретал более определённые черты.
—Алей?— спросила Лина, и посмотрела на уже немолодого мужчину с длинной бородой, нехарактерной для греков, и вдруг всё вспомнила.
Лекарь, Алкмена, Аид, Кербер…
—Максимилиан!— закричала она, как не в себе,— где мой муж?
—Тихо, тихо, не волнуйтесь,— поспешил сказать лекарь.— Он скоро придёт, я за ним уже послал.
—Он жив? Мы в Греции?— испуганно спросила Лина, озираясь по сторонам и пытаясь понять где она находится. Но в голове был полный беспорядок, и голова отказывалась воспринимать реальность.
—Конечно!— почему-то возмутился лекарь.— Но вот… Алкмена…— начал он говорить неуверенно и отвёл взгляд в сторону.
—Она умерла? Да?
—Да, Максимилиан запретил мне помогать ей…
Лина закрыла лицо руками, сдерживая своё горе, которое рвало душу изнутри.
—Всё правильно Алей,— сказала она, поднимая глаза, и утешающе погладила по плечу расстроенного мужчину.— Это её судьба. Она должна была умереть, и не нам, простым смертным, решать, кому жить, а кому умереть.
—Надо же, какие мудрые слова,— послышался уже другой голос рядом. Лина повернула голову и увидела рядом с собой очень, очень недовольную Афину.
Только она могла одним лишь взглядом передать всё, что думала и чувствовала.
—Алей, выйдите, пожалуйста,— попросила Лина, нервно сглотнув горький ком в горле, и через мгновение лекарь быстро скрылся за дверью.
—Афина, прости меня…— начала говорить она, но богиня не была настроена слушать извинения и девушка поспешила закрыть рот.
—Ты себе даже не представляешь, насколько ты провинилась, и чем мне пришлось пожертвовать, чтобы дать возможность Максимилиану всё вернуть,— произнесла она, и Лина опустила глаза.
Разумеется, она была виновата… и спорить с этим было глупо.
—Лина, это последний раз, когда я помогаю тебе,— уже другим голосом добавила Афина. Как будто отчитывала ребёнка.— Ты не должна забывать, что этот мир — бесценный подарок, который у тебя могут забрать, если ты не будешь ценить его.
—Я всё поняла, Афина,— тихо сказала она.— Этого больше не повториться. Я больше никогда не ослушаюсь тебя.
—Хорошо,— сказала она и исчезла, и в ту же секунду в комнату вбежал Максимилиан.
—Лина, наконец-то ты очнулась,— сказал он и в три больших шага приблизился к жене.— Милая, как ты себя чувствуешь?
—Нормально… А я долго была без сознания?
—Три дня. Я переживал за тебя,— тихо произнёс Максимилиан и коснулся бледной щеки, а Лина посмотрела на мужчину перед собой и видела в нём своего мужа, родного, любимого. Он помнил её, и это было счастьем.
—Деметрий…
—Всё хорошо, не переживай,— поспешил сказать он.— Лина, я знаю, что сейчас неподходящее время, ты только пришла в себя, но мне стоило больших трудов уговорить Валерия задержаться в Афинах и дождаться когда ты очнёшься.
—Как он?— спросила она совсем не то, что хотела.
—Он любил её,— грустно ответил он, смотря куда-то в сторону.— Это так странно… в том, другом мире, Алкмена ненавидела Валерия, и он отвечал ей взаимностью. Я тысячу раз пожалел о том браке. Из-за него отношения с Македонией испортились окончательно, а тут… Лина, ты даже не представляешь, насколько ужасен был тот мир, без тебя,— сказал Максимилиан и очень серьёзно посмотрел на неё.— Ты нужна не только мне, ты нужна Греции.
—Максим, когда ты так говоришь, мне становится как-то не по себе,— робко улыбнулась Лина.— Но я очень прошу тебя, давай не будем вспоминать ту, другую реальность… я видела её, видела тебя, Мильто…
—Милая не надо,— тут же сказал он, понимая о чём говорит жена.
—Помоги мне встать,— протянула она руку мужу, и попыталась подняться с кровати, но голова вдруг сильно закружилась и в глазах потемнело.
—Лина?— испуганно воскликнул полководец, хватая девушку в объятия.— Ложись обратно.
—Нет, всё в порядке, я просто слишком резко встала, сейчас всё пройдёт,— поспешила сказать она, прижимаясь к широкой груди мужа.
Рук и ног Лина практически не чувствовала, они были как будто чужими, да и оставаться в вертикальном положении было достаточно тяжело, но лежать в постели — это последнее, что сейчас нужно.
—Уверенна? Выглядишь ты довольно болезненно…
—Всё хорошо,— соврала Лина. Рассказывать, что всё тело ломило от боли, и голова раскалывалась на миллионы маленьких кусочков, она не стала.
—Поможешь мне с купальней? А то голова немного кружится.
—Да, конечно, только давай поторопимся. Валерий знает, что ты очнулась и уже готов к отбытию.
—Хорошо…— сказала Лина, заходя в купальню и скидывая на ходу с себя платье.— А почему он так торопится?
—Лина, на его месте я бы тоже рвался домой,— сказал Максимилиан и посмотрел на жену, удивляясь её непонятливости.
—А я бы осталась среди друзей,— сказала она, проигнорировав его взгляд.
—Здесь у него нет друзей…
—Максим, мы же, как семья,— посмотрела Лина в тёмные глаза мужа с упрёком.— Вы можете играть в холодных и чёрствых полководцев сколько угодно, но поддержка нужна всем, и в этом нет ничего зазорного.
