—Ага. Увидимся.
Эрика опустила сумку на пол, открыла воду, наклонилась и принялась пить.
Алиса неподвижно стояла и смотрела на затылок подруги, на ее шею, на тонкую кожу. Сейчас Эрика была по-зимнему бледной, а летом вечно обгорала на солнце и постоянно злилась сама на себя. Каждое лето — одно и то же, год за годом, с того самого времени, как они познакомились.
«Ты видела, как меня ударили,— думала Алиса,— ты видела, кто это сделал».
—Кто он? Кто живет в избушке?
Соня в своей комнате упаковывала одежду в коробку. Дверь шкафа была открытой, на кровати валялись вещи и вешалки. Мать выпрямилась и кивнула в сторону леса.
—Когда мы здесь жили, там только сарайчик был,— сказала она,— рыбацкая сараюшка. А у него… у Лео… было место для лодки по другую сторону от скал. Они с Иваном иногда выходили вместе порыбачить.
—Я его узнала,— призналась Алиса.
—Ясное дело. Он был сторожем в церкви.
—А сейчас он там не работает?
—Уволился после того, что случилось.
—Почему?— удивилась Алиса.
—Не знаю, мы же переехали. И я ни с кем из местных не общалась. Когда возвращалась, ни с единой живой душой словом не перемолвилась, и со мной тоже никто не говорил.
Соня потянулась за лежащим в изножье кровати платьем.
—Они с твоим отцом дружили,— добавила она, помолчав еще немного.— Лео хорошо закладывал, это все знали, но и работать умел. И Иван с ним общался. Обсуждал то, что со мной не мог обсудить. Я в этом уверена. Случай в церкви очень его расстроил. Они не желали дать ему ни малейшего шанса. Даже слышать ничего не хотели. А потом затеяли тот благотворительный концерт. Однажды твой отец так вышел из себя, что я забеспокоилась. Сказал, что хочет поджечь всю эту лавочку, спалить дотла, и я испугалась, что он натворит что-нибудь непоправимое, поэтому попросила Лео за ним присматривать.
—Но он, судя по всему, не справился,— встряла Алиса.
Соня посмотрела на нее:
—Да нет, почему… Через несколько дней Иван вроде успокоился и пришел в себя, словно смирился с тем, что случилось. Это же не единственный выход был — контакты-то у него остались. Мог бы опять давать концерты. Мы ним это обсуждали. И он сказал, что будет только рад.
—Ты как будто на него сердишься.
—На кого?
—На Лео.
—Я на него не сержусь.
—Мне так показалось, когда мы ходили к избушке.
—Он про твоего отца навыдумывал всякого,— объяснила Соня.— Они выпивали, и Иван вроде как ему много чего наговорил.
—Что, например?
Соня покачала головой:
—Да Лео все выдумал.
—Да скажи уже, что папа наговорил-то!
—Сказал, что у него есть план.
—Он имел в виду, что собирается опять выступать?
Соня не ответила. Она надела платье на плечики и отложила в сторону. Двигалась она легко, как ни в чем не бывало. Лицо казалось бесстрастным. Алиса не сводила с матери глаз.
—Ты сказала, что папа тебя пугал,— сказала она,— и все равно оставляла меня с ним.
Соня как раз собиралась взять следующую вещь, но тут опустила руки.
—Я же работала,— ответила она.
—Могла бы брать меня с собой.
—Я тебе предлагала, но ты воспротивилась. Хотела остаться с отцом.— Она заговорила тише: — И когда я попыталась уговорить тебя… ты так упиралась и возмущалась… Я не смогла тебя переубедить.
Соня взяла уже развешенную одежду и пошла к гардеробной, откуда вскоре раздалось позвякивание плечиков о металлическую штангу. Соня расхаживала по гардеробной, а Алиса думала: «Мне было семь лет. Семь. И ты не могла меня уговорить?»
— Ты дралась,— проговорила Соня. Она вышла из гардеробной и теперь наблюдала за Алисой.— Ты меня била. Впивалась ногтями в лицо. Я пыталась с тобой совладать, но в тебя словно дьявол вселялся. Я не знала, как поступить. Тот единственный раз, когда мне удалось взять тебя с собой, мы с Иваном умудрились затолкать тебя в машину. И всю дорогу до Хусё я дико боялась, что ты откроешь дверь и на полном ходу выпрыгнешь наружу. Больше я тебя с собой не брала.
Под ногтями больно — будто их пытались выдрать. Она ведет машину резко и постоянно притормаживает, так что я подскакиваю на сиденье. У нее на щеках алеют отметины. Я ее ненавижу. «Я запру пианино,— угрожает она,— если не поедешь со мной, я запру пианино». Я раздумываю над тем, как он себя ведет. На кухне я припрятала нож — она его забыла, а я припрятала. Она не понимает, что в нем появилось нечто незнакомое. Нечто, не похожее на него. Вроде со стороны он, но внутри его уже нет. Осталась пустота.
Я сказала, чтобы он ждал меня. «Я сыграю для тебя кое-что,— сказала я,— Пюсиенну №1 Сати, ту самую, из-за которой мы поругались. Сыграю как раз так, как ты учил. Главное, дождись меня».
Она хлопает дверцей, так что машина трясется, и идет в сторону лаборатории. Стекло холодное, запотевшее. Я тру его рукой. На крыльце какого-то дома сидит девочка постарше меня — у нее длинные светлые волосы и грубые ботинки. Я прохожу мимо, делая вид, будто ее там нет.
Они в комнате, в ней много стульев. Она и мужчина в очках. Он показывает ей какой-то документ. На нем в несколько рядов написаны цифры, а внизу— что-то вроде карты. Во время разговора мама машет руками. Смеется над его словами, словно он говорит что-то забавное, хотя на самом деле нет. Мужчина показывает на карту и на мамину руку, прикрывающую карту. Мама убирает руку. Поворачивается ко мне и улыбается.
Я ухожу оттуда. Иду в комнату, где стоит заставленный пробирками стол, а на стене висят всякие схемы — нарисованная на них рыба очень похожа на дохлую. Когда я возвращаюсь, мамы с мужчиной уже нет. Я брожу и ищу их, но нигде не нахожу. Документ лежит на столе. Карта. Он что-то написал на ней. Цифры и значки. Я беру листок и выхожу из комнаты. Внизу, у моря, виднеется пляж, с одной его стороны растет камыш. Я мну бумагу — сминаю ее в комок — и кидаю в воду. Комок медленно уплывает от меня.
Я слышу сзади чьи-то шаги. Это девочка — та же, что сидела на крыльце. «Он далеко уплывет,— говорит она,— может, вообще на край света».
Интересно, чем он сейчас занимается. Дома ли? Или на острова поплыл? А если так, вернулся ли он уже домой?
«Хочешь рыбок посмотреть?» — спрашивает девочка.
Я иду за ней к большому красному зданию. Там есть помещение с резервуарами. В одном из них плавают мелкие рыбешки. Я опускаюсь на корточки и сую руку в воду. Когда рыбки проплывают мимо, мне щекотно.
Внезапно появляется мама. Она кладет руку мне на локоть. «Там на столе документ лежал. Это ты его взяла?» Я качаю головой. Девочка ничего не говорит. Мама выходит. Девочка садится на корточки рядом со мной. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее волос. Они мягкие и теплые. Я встаю и собираю их в тугой хвост. Зыбкое отражение девочки в воде все время меняется.
