—Она за тебя беспокоится. Насколько я понимаю, за последнее время это не единственный раз, когда ты наносишь себе увечья. Алиса, так что на самом деле произошло сегодня вечером? Откуда у тебя эти кровоподтеки?
—Вы что, думаете, я сама такое сотворила? Вы не слушаете, что ли? Меня избили мужчины из фургона.
—Кто-то, кроме тебя, их видел?
—Естественно. Соня их видела, на берегу, и Лео — он меня оттуда привез. Полицейские же собирались съездить к фургону.
— Да,— подтвердила женщина,— они съездили. Алиса повернула голову и посмотрела на врача. Кое-что непонятно — так она говорила?
—А если я скажу, что никаких мужчин там нет? Фургон действительно стоит, но пустой. И никаких следов, никаких доказательств того, о чем ты говоришь, полицейские не обнаружили.
Алиса уставилась на нее.
—Не понимаю…
—Если я скажу тебе, что вещи, которые кажутся тебе реальными, на самом деле такими не являются? Возможно, лишь отчасти. И вот что я еще скажу: ты видишь действительность искаженной и неправильно воспринимаешь события из-за болезни.
Алиса зажмурилась и снова открыла глаза.
—Где мама? Я хочу поговорить с ней.
Женщина не вернулась в палату — на пороге стояла только Соня. Ее лицо посерело, и выглядела она совсем измотанной. С трудом сев, Алиса оперлась рукой о кровать. На тумбочке стоял наполовину полный пластиковый стаканчик, а на салфетке лежали две таблетки: парацетамол и еще что-то, посильнее. Алиса сунула в рот обе.
—Тебе больно?
Алиса поставила стакан на тумбочку.
—Ты же их видела,— сказала она.
—Кого?
—Тех мужчин. Ты их видела на тропинке. Ты еще сказала, что это туристы.
Да, видела.
—Это они были в фургоне. И если бы Лео не пришел…
—Лео сказал, что, когда он нашел тебя, рядом никого не было. И ты была в крови. Он решил, что ты упала с велосипеда.
Алиса изумленно смотрела на мать.
—Почему он так сказал?
—Алиса, я не знаю.
—Они, наверное, внутрь не заходили. Полицейские. Если бы они вошли в фургон… Там наверняка остались следы… Кровь.
—Кровь?
—Да.
—Чья кровь, Алиса?
—Их.
Соня покачала головой.
—Ты мне не веришь.
—Чему я, по-твоему, должна верить?
—Я не сама себя поранила.
Соня словно хотела возразить. Алиса вглядывалась в лицо матери, в чужие, отстраненные глаза, которые та в конце концов опустила.
—Зачем ты меня сюда привезла?— тихо спросила Алиса.— Зачем?
—А что мне оставалось делать?
—Ты хочешь от меня избавиться. Как избавилась от него.
—Алиса, пожалуйста…
—Ненавижу тебя.
Соня заплакала. Тихо, беззвучно. Она неподвижно стояла перед дочерью.
—Ты прямо как…
—Как он?— перебила ее Алиса.
—Да, в конце… Я тебя не узнаю.
—Я не как он. Просто ты на меня смотришь и не можешь не думать о нем. И о том, что произошло. Ты вообще когда-нибудь видела только меня, так чтобы одновременно не видеть и его тоже?
—Пожалуйста, хватит,— взмолилась Соня.
—Когда я рассказала тебе о своем сне… Что ты подумала?
Соня мотнула головой.
—Значит, с тебя хватит,— проговорила Алиса.— Понятно. Может, вернемся домой?
—Нет, так не пойдет,— возразила Соня.— Тебе сделали рентген лицевых костей, надо дождаться результатов, возможно, там трещины. Диагноз будет известен завтра утром. Сегодня переночуем здесь, в палате. Так что я пойду и предупрежу Юнатана.
—Юнатана?
—Он приехал вместе с нами, сейчас ждет в приемной. Попробуй немного поспать, Алиса.
—А потом что?
Но Соня не слышала или сделала вид, что не слышит, и вышла в коридор. За дверью промелькнула ее тень. Алиса спустила ноги на пол. Таблетки уже подействовали. Теперь она могла пошевелиться. Девушка ухватилась за дверь, пока та не закрылась, и увидела в коридоре их — мать и Этель Алме, психиатра. Судя по всему, та дожидалась Соню за дверью. Приникнув к щели, Алиса услышала их голоса.
—Чтобы выздороветь, ей нужно побольше спать и отдыхать. И поменьше впечатлений.
—Делать такое против ее воли неправильно.
—Иногда самому трудно принять решение. В таких случаях лучше, чтобы решили близкие. Если существует риск, что человек представляет опасность для себя или других.
Лежа в кровати, Алиса слышала, как вернулась Соня и уселась на стул возле двери. Послышалось тихое шуршание, словно она принялась листать журнал. Потом шуршание стихло.
Видимо, Алиса заснула, и Соня тоже. Девушке приснился черный пейзаж. Приснилось, будто она оживляет его. Там, где она проходила, появлялись растения: маленькие ростки, водоросли, большие деревья с изогнутыми ветвями без коры — все это вылезало из земли вокруг нее. Она шагала по черной земле до острова с красными скалами и белым маяком. А море за ее спиной наполнялось водой. Там, внутри, время остановилось — в комнате, где он лежал. Его кровь — за ее. Его жизнь — за ее. Девочка и он. Они собирались уезжать. Собирались сесть в лодку и плыть домой. Он греб к берегу, за деревьями блестело море.
Соня сидела свесив голову на грудь и привалившись к стене. На коленях у нее лежал журнал. Алиса неслышно встала с кровати, подошла к матери и остановилась напротив, ощущая ее дыхание на своих ладонях.
Соня открыла глаза. Несколько секунд мать с дочерью смотрели друг на друга. Неподвижное Сонино тело. Нежное лицо.
Короткий вздох. Соня закрыла глаза и чуть повернула голову. Но ничего не сказала.
Алиса отдернула руки.
«Я знаю, что ты подумала,— вертелось у нее в голове,— и ты была права».
В дверь тихо постучали, и в палату вошла медсестра. Она уже несколько раз заходила — мерила давление, пульс и интенсивность боли и отмечала результаты в папке.
На лице Сони явно читалось облегчение. Она отложила в сторону журнал и встала.
—Я выйду, чтобы не мешать.
Медсестра кивнула и, повернувшись к Алисе, дотронулась холодными пальцами до ее запястья.
—Яне стану тебя долго мучить,— сказала она.— Удалось поспать?
Не успела Алиса ответить, как дверь открылась и на пороге показалась еще одна медсестра.
—Нам нужна твоя помощь.
Медсестра коротко улыбнулась Алисе, взяла папку и вышла. Дверь за ней медленно закрылась, узкая полоска света исчезла.
