Лотти так и не поняла, что заставило Пандору отвлечься от битвы с папой и обернуться к ней: то ли колдунья услышала громкие мысли Софи, то ли она собиралась так сделать с самого начала, но ждала подходящего случая. Как бы там ни было, свой следующий удар Пандора направила прямо на Лотти.
Мир обрушился вокруг Лотти – и не осталось вообще ничего. Ни Софи, ни магии, ни семьи. Уцелело лишь крошечное, беспомощное, потерянное существо, которое даже не знало, кто оно и зачем.
Это крошечное существо, раньше бывшее Лотти, слепо металось в густой пустоте и отчаянно искало что-то, чему не знало названия.
И вот наконец в пустоте обозначилась шерсть.
Мягкая шерсть обернулась вокруг нее, излучая тепло и любовь.
Лотти вспомнила, что она – Лотти.
Она снова стала собой.
Лотти открыла глаза, тут же прищурилась от яркого света, на который было больно смотреть, и чуть не расплакалась от облегчения.
Она сумела вернуться!
Оказалось, что Лотти лежит на полу, Софи стоит у нее на груди, а все остальные животные прижимаются к ней со всех сторон, отдавая ей свою магию, которая рассеяла черные чары Пандоры.
–Животных ты не приняла в расчет, да?– сказал Лоттин папа Пандоре, его голос был хриплым и заметно дрожал.– Они любят Лотти и не дадут ее в обиду. А тебя кто-нибудь любит, Пандора?– Тут ему пришлось замолчать, потому что Пандора в ярости набросилась на него.
–Папа!– закричала Лотти и попыталась встать на ноги.
Но Гораций успел раньше. Издав пронзительный боевой клич, он сорвался с жердочки у окна, с налета вцепился когтями Пандоре в волосы и принялся бить ее по голове своим загнутым острым клювом.
Пандора завыла, как раненый зверь, и попыталась схватить Горация. Ее пальцы искрили холодной серебристой магией.
Гораций взорвался. Другого слова здесь не подберешь. Это было похоже на финальную вспышку его огненного перерождения, но сейчас все закончилось в одну секунду – и только пепел осыпался на Пандору, как серый снег, отчего ее волосы и лицо тоже сделались серыми и болезненно тусклыми.
–Гораций, нет!– прошептала Лотти. Она не могла, не хотела поверить, что его больше нет.
–Лотти!– крикнула Софи.– Смотри!
Лотти наблюдала за Пандорой, пытающейся вытряхнуть из волос серую пыль, и не видела, как ее папа встал у окна, где висела любимая жердочка Горация. Он сжимал в кулаке горстку пепла, а потом разжал кулак, и пепел просыпался сквозь его пальцы. Все это время папа смотрел на Пандору, и его взгляд был тяжелым, как камень.
–Он светится,– прошептала Лотти, глядя на папу, окруженного мягким серебристым сиянием.
Он подошел к Пандоре, и казалось, что его бесшумные шаги отдаются в пространстве грохочущим эхом.
–Он вернул свою магию целиком,– пробормотала Софи.– Может быть, гнев разбудил его силу? Не знаю. Но Пандоре сейчас не позавидуешь.
Теперь все было иначе. Этот новый, рассерженный Том просто отшвырнул Пандору к прилавку и пригвоздил к месту, даже к ней не прикоснувшись.
–Здесь моя дочь, и только поэтому я тебя не убью. Хотя я себя сдерживаю с трудом. И если ты снова придешь сюда, ты уже точно отсюда не выйдешь.
Пандора выдавила улыбку, сверкнув зубами, ослепительно-белыми на фоне пепельного лица:
–Мне и не нужно сюда приходить. Я достану тебя отовсюду, где бы я ни была. Вот увидишь.
А потом она просто исчезла, оставив после себя только облачко пепла.
Лотти с трудом поднялась на ноги.
–Извини,– сказала она папе.
Папа улыбнулся и ласково погладил Софи по спине.
–Тебе не за что извиняться.– Он смотрел на Лотти так, словно видел ее впервые.– Ты выросла.
Лотти растерянно заморгала.
–Хотя чему я удивляюсь? Ведь меня не было восемь лет.
–Ты вспомнил!– Лотти шмыгнула носом и вытерла слезы.– Спасибо, Гораций! Ты сдержал слово.
–Это было твое желание?– спросил папа, глядя на свои серые от пепла ладони.
Лотти кивнула и осторожно погладила пепел мокрым от слез пальцем.
–Он горячий,– прошептала она и расплакалась снова. А потом пепел на папиной ладони вдруг заискрился и взвился в воздух. Лотти смотрела как завороженная: весь пепел, рассыпанный по магазину, взлетел к потолку серебристой туманной дымкой и сгустился в фигуру птицы.
–И чего ты ревешь?– спросил Гораций. Сейчас он был птицей, сотканной из тумана, но его голос остался прежним.– Фениксы бессмертны, Лотти. Девочка, я тебе поражаюсь. Ты вообще ничего не знаешь?– Призрачные очертания Горация постепенно утратили блеск и обрели плотность, и он снова стал филином. Только каким-то совсем-совсем маленьким. Сидя на плече папы, он едва доставал ему до мочки уха.
Лотти хихикнула, и Гораций сердито нахмурился.
–В силу необходимости я израсходовал определенную долю магической энергии,– сухо проговорил он, дернув крошечной лапкой.– Теперь я какое-то время пробуду карликовым сычом.
Софи фыркнула:
–Он такой милый, да, Лотти?
–Скоро энергия восстановится, и я снова стану большим, и тогда берегись, мелкая ты грубиянка.– Гораций щелкнул на Софи клювом, но та лишь рассмеялась и выдавила сквозь смех:
–Мелкая! Он сказал «мелкая»! Petite chouette!
[6]
Лотти взглянула на папу, смутилась и покраснела. Он по-прежнему смотрел на нее не отрываясь, словно пытался соотнести свои воспоминания о двухлетней малышке-дочке с этой новой, уже такой взрослой Лотти.
–Ты все вспомнил?– робко спросила она. Они с папой словно знакомились заново.
–Кажется, да.– Гораций на папином плече по-прежнему возмущенно шипел и топорщил перья, и папа ласково почесал его пальцем под клювом.– Спасибо, Гораций. Теперь мы начнем все сначала.
* * *
Лотти молча кивнула. Она думала, что, когда к папе вернется память, ей нужно будет о стольком его расспросить. Но сейчас ей хотелось просто помолчать.
У них еще будет время поговорить.
Теперь у них будет время на все.
