–Но как же? Мы совсем недавно здесь. У Агнессы, конечно, есть приятельницы. Но не близкие. Полгода назад она посещала лекции по повышению политической грамотности. По просьбе Леона. Лекции устроили для всех, в том числе и жен совслужащих. Агнесса, бывало, вечерами сидела, зубрила… Леон Николаевич так гордился ею! А так, ведь они с Леоном всегда вместе, и в ресторан, и в театр, если у него выпадет свободное время. Ох– простите,– она оглянулась на дверь палаты, поискала платок.
Пожалуй, сейчас здесь можно рассчитывать, что она будет откровенней, чем дома. Шофер не появлялся, ждал на улице. Вдоль стены стояли стулья, я помог Вере присесть, она опустилась тяжело, как упала.
–Нанберги не ссорились накануне? Просто ведь могло быть, что женщина после ссоры, взволнована. Вот и решила, допустим, побыть у приятельницы.
–Да что вы! Они очень редко ссорились. Конечно, в семье бывает разное. Да и у Агнессы, нужно сказать, твердый характер. Но Леон уступает всегда. В Армавире он нас буквально спас, понимаете? Я вам говорила, что Герман, мой брат, был офицером. Но вы не знаете всего. Когда началась Гражданская, Гера сразу пошел служить на бронепоезд– «Морская батарея №2», так он назывался. А уж потом, когда все это случилось, революция, он так понял свой долг, понимаете? Герман оставался офицером, монархистом и, конечно, вступил в группу Союза фронтовиков.
–Понимаю.
–Объявили, что военные и даже офицеры могут остаться в городе. Не будет преследования. Гера не поверил, но не хотел бросать нас одних. И вот, внезапно читаем– приказ! Бывшим военным нужно прибыть по адресу, вроде бы для регистрации. Гера уехал и все, не вернулся. Потом нам сказали,– она вдруг быстро подняла руки к глазам, сильно прижала:– Ночью постучался знакомый брата. Он чудом спасся. В общем, им прочли приговор и– все. Я ездила туда, потом. Искала, искала…
–А Агнесса?
–Несса не поехала. Была зима, холодно. Она жаловалась на простуды. И вот мы остались вдвоем в доме наших родителей. Дом, большой сад. Агнесса вдова, куда ей деваться? Да и это естественно. Но мы никогда не скрывали, что Герман… погиб. И весь город знал об этом. И Леон тоже! Он все знал, но никогда не попрекнул, ни разу.
Нанберг, что же, и в самом деле пошел на некоторый риск, связывая свою жизнь с вдовой белого офицера.
–Но, знаете, конечно, было трудно. Знакомые ничем не могли нам помочь, сами в таком положении. А за Нессой всегда ухаживали. Она умела понравиться. Был один лавочник, все носил ей кофе, шоколад. Когда Геры не стало, то даже он сразу же исчез. Ни от кого не было поддержки. И вдруг как чудо! Появился Леон. Ведь когда пришла новая власть, то Несса переживала. А Леон все-все уладил… И между прочим, как только Леон стал бывать у нас и стало ясно, что… ну, в общем, сразу же тот самый лавочник снова объявился! Представьте, приволок Нессе презент, как он выразился,– хороший чемодан, ей хотелось кожаный, но не было возможности. Одеколон, пудру, еще что-то, вроде для свадьбы. Мы поспорили. Я считала– взять недопустимо. Но Несса взяла, сказала, делает ему одолжение.
Дверь бухнула, впуская холодный воздух, в коридоре замаячил шофер. Вера поднялась.
–Спасибо вам. Я приеду завтра, условилась с сестрой. Снова поговорю с ним,– прижимая платок плотно к губам, она посмотрела на дверь палаты.
Растерянную плачущую Веру увез домой шофер. Начальству я подготовил что-то вроде рапорта. Указал, что в Ростов Нанберги приехали из Армавира. Что заявление подано родственницей пропавшей, проживающей с ними в одной квартире. Просил поручить мне заняться поисками Агнессы Нанберг и выяснением подробностей нападения на ее мужа. К счастью, новые полномочия судебно-медицинских консультантов позволяли мне заняться этим практически самостоятельно. Нанберг действительно занимал высокую должность. И хотя «чинов теперь нет», все же к пропаже его жены и вероятному нападению на него самого будет пристальный интерес. На всякий случай я подумал о страховке, ходе на опережение, и включил в рапорт просьбу «выделить в помощь агента УГРО или сотрудника из общего состава». Даже объясняться с начальством не пришлось.
Сообщили о вооруженном нападении на квартиру директора театра. Погибли двое милиционеров. Нападавшие забрали драгоценности и деньги. Сам директор ранен, его сын застрелен. Директор в больнице, но шансов у него мало. Последнее, что он сумел запомнить, перед уходом налетчики сняли с пальца мертвеца перстень– печатку с гравировкой на древнееврейском языке. Осмотр квартиры директора театра не затянулся. На двери никаких следов взлома. Очевидно, просто неосторожно открыли на стук и налетчики выдавили дверь плечом. Фотографа я опять поймать не успел. Подумал, не взять ли с собой Зыкина, но находиться в его обществе без надобности не хотелось. Нужно было побывать в порту, чтобы осмотреть бывший «Цесаревич», а ныне пароход «Советская республика».
Порт
То, что осталось от сгоревшего парохода, отбуксировали за причалы и склады. Улицы Ростова в последние годы тонули в шелухе подсолнухов, а вокруг порта к мусору мешалось еще и зерно. На кучах шелухи по обочинам толпились стаи городских птиц и чаек. Сквозь густой осенний туман, как через вату, звенели рынды на судах, грохотали телеги, слышались окрики. Над рекой плыл дым катеров и моторных лодок. Вода в пятнах мазута билась, переворачивая щепки у берега. Здесь был другой город, который строился и жил от порта.
От храма к гавани сеткой накинуты улицы. Вдоль них к базару поднимаются дома коммерсантов, построенные с претензией на роскошь, но на фундаменте крепком, не легкомысленном. Здесь сплошь лавки и магазины. Ниже, у реки, и уже ближе к порту– дома и бараки рабочих. Виднеется темное шестиэтажное здание мельницы старообрядца Парамонова. Еще ближе к порту ночлежки, клоповники. Квадрат города, куда входят два базара– Старый и Новый, а также ростовский порт,– самый давний. Это границы крепости. Вокруг Старого базара всяких жуликов полно, но есть еще и Новый, славящийся, как пишут в наших бесполезных отчетах, «скупщиками краденого, спекулянтами золотыми, серебряными и другими вещами», туда ежедневно являются матросы, отбирают разное имущество, и бороться с ними постовой милиционер и дежурный по базару не в силах. В этот квадрат влезли и трущобы, поразительные по размерам для в прошлом уездного города. Два известнейших вертепа– «Окаянку» и «Обжорку»– много лет связывал между собой обычный, но необычайно запущенный базарный ватерклозет. После пожара на рынке притон немного перестроили. Ближе к береговой линии на содержателей притонов очевидно влияет романтика места и названия клоповников здесь другие: «Разливное море», «Дон». Обитатели «базарных» и «береговых» вертепов между собой всегда враждовали. Постоянные клиенты «базарных» звались кондукторами, бог знает почему. А уж «береговые»– ракоедами, по очевидной причине. В последние годы перед революцией врачи, общественность и частью полициейские чины начали разговоры о «внимании к трущобам». Однако те на месте. Перестроились немного. Посетители изменились. Но все так же здесь можно «угоститься» смирновкой или кокаином, сыграть в «стирки»– карты, за копейки снять койку на ночь или «нумер» пошикарней. В «нумерах» часты особые гости– взломщики сейфов и воры.
