–Пусти, дядя!
–Чего тебе бояться? Устроят в интернат. Хоть отъешься!
Мальчишка костлявый, верткий. Но слова дают обратный эффект. Уперся как осел.
–Лучше смерть!– крестится и машет свободной рукой.– В интернате бабские панталоны заставят носить. За ихову пустую марцовку такая обида?! Пусти, дядя!
Бабские панталоны, которые якобы выдают в приемнике, байка-пугалка для всех беспризорных, хотя действительно– горисполком реквизировал где-то дамское белье и выделил излишки интернатам.
Завыл– не пойду, пусти! Размазал слезы на грязном носу. Пробовал и кусаться. Пока мы таким манером дотащились обратно, пострадавшая тетка исчезла, как я ни искал. Улица занята своими делами. Черт его знает, что с мальчишкой делать.
–Ты вот что, слухи эти глупые. В интернате тебе дадут поесть, выучишься полезному делу, профессии.
Ухмылка в ответ.
–Не той, которая есть у тебя, а настоящей.
–Дядя, ты болвашка
[5], что ли?
Он заныл что-то еще, но я его не слушал. Трамвая нет. Куда тащить моего Гавроша, непонятно. В приемник? Оттуда он, конечно, сбежит. Мальчишка опять зашмыгал носом. Проклиная свою непедагогичность, я снова чуть ослабил руку, выпустил локоть, и он тут же рванул в ближайшую арку проходного двора. Я поздно догадался сунуть ему это не нужное никому масло. Тяжелая бутылка норовила вылезти из рук, скользкая, как этот жулик. Очень кстати– не торопясь, но отчаянно звеня, подкатил трамвай и повезло– я уцепился на площадке. Висящие рядом, как спелые виноградины на грозди, пассажиры с пониманием потеснились. Соскочив на остановке у бывших меблированных комнат Песецкой, я наткнулся на канцелярский стол– устраивалось общежитие для молодежи. Интересная брюнетка в мужской блузе попросила прикурить папиросу. Засмотревшись, я замешкался, даже похлопал по карману в поисках спичек. Проклятая бутыль с маслом полезла из-под руки, брюнетка рассмеялась и отвернулась. Обгоняя тележку татарина с хлебом, я ускорил шаг у дома врача-отравителя Португалова, который, по слухам, угощал пациентов мышьяком. На тумбе мелькнула афиша новой фильмы– боевика. Но рассмотреть некогда. Не останавливаясь почти бегу мимо массивного куба Соборной мечети (тусклая бирюза, одинокий минарет) по Скобелевской. Где-то здесь при старой власти в другой стране удирал по крышам знаменитый ростовский вор по кличке Черт. Говорили, он выдумал явиться на бал-маскарад к, шутка ли, городскому чиновнику. Проделано было дерзко, сам полицмейстер остался без часов с брелоком (тяжелые золотые слоники, массивная цепь), а пристав 4-го участка лишился пальто и хорошей шапки. Это вам не масло тягать! Хотя что сам Черт против новых бандитов? Младенец, рисовщик. Пожалуй, и лихие гастролеры из Варшавы, о которых обыватели в Ростове еще пару лет назад говорили с ужасом и невольным уважением, потеснились, стали прошлым. Дурная слава Ростова как города виртуозных мошенников и воров в последние годы сменилась на худшую.
Ростов… Что это за город такой? Сорняк на теле бывшей империи, пробившийся сквозь жесткую землю степи и расцветший великолепно. Начавшись с таможни, пристани и гарнизонной тюрьмы с карантином, город протянул вдоль Дона корпуса мельниц и фабрик. Поднял краснокирпичные стены водочного и пивоваренного заводов, запустил чугунолитейное производство. Молодой уездный город, растущий не по указке властей, а по резонам выгоды и торговли, быстро опередил губернские. «Улиц нью-йорковая прямота»,– сказано о нем. Ростов часто сравнивали с городами в северных штатах Америки. Сначала из-за деловой хватки ростовцев
[6], сейчас еще и благодаря криминальной славе. Собранный из приезжих, город похож на американца и портретом– его строили, расчерчивая по принципу двух улиц: «На север с юга идут авеню, на запад с востока стриты».
Провели водопровод, телефонную линию, осветили улицы электричеством. Вместо конки– трамвай, все чаще лошади пугаются треска авто. А ведь еще недавно граница между Османской империей и Россией проходила по местной речке Темернику и те места, где сейчас стоят хатки и бараки, составляющие знаменитую Бессовестную слободку, были частью чужой империи. Кстати, жители этой самой слободки и по сию пору именуют себя турецкими выходцами, хотя Турции в жизни не видали.
Город-рисовщик, город-щеголь, Ростов необычайно выгодно построен, здесь в плоской степи сошлись пять дорог, почтовых трактов: Одесский, Харьковский, Кавказский, Бахмутский и Черноморский. Потом дороги оделись железом– рельсы соединили Ростов с бывшей империей со стороны Харькова, Таганрога и Воронежа. А уж когда пустили Ростово-Владикавказскую чугунку, город укрепился как один из крупнейших железнодорожных узлов. Прибавим порт и таможню и получим магнит для любого бизнеса и мошенников. Как перекати-поле прибивало в Ростов самый разный народ. Тот был предприимчив, смел, не слишком отягощен предрассудками или моралью– как все конкистадоры. Богатели быстро. Споро возводили особняки, заводы и рестораны. Открывали клубы и магазины. Бордели и игорные дома. Строили город азартно, так же как играли в карты и на бегах, на спор, кто выше. Мелкие коммерсанты, бывало, задирая головы на многоэтажные доходные дома, в азарте яростно спорили– эх, перебьем! И перебивали. Местный миллионер и судовладелец Парамонов начинал торговлю со станичной лавчонки. А дом и шестиэтажную мельницу, как говорили, выиграл в покер. Больше за карточный стол не садился из боязни спугнуть удачу и стал «хлебным королем». Отправлял баржи с мукой в Италию и Турцию. Коммерсанты Ростова не смущались теснить Ригу, Харьков и Москву. Да что там, фабрики в тех же американских штатах заказывали продукцию местных шерстяных фирм, доверяя качеству настолько, что не требовали образцы шерсти.
Греки, итальянцы, турки, русские– все уживались в городе, соблюдая главную и негласную договоренность: торгуй и дай торговать другим. Православные, раскольники, иудеи и магометяне– договаривались о сделках, не вмешивая веру. Быстро нажитые деньги требовали символической доли– вот и делились. Купец Яшин подарил городу свой парк, после из него вышел Городской сад. Миллионщик Троянкин завещал городу состояние. Однако ростовец не был бы им, если бы и на благотворительных начинаниях не поискал бы, что там можно «взять». Город-делец.
Ростов с «его тысячеликою толпою» делился не по чинам и сословиям, как было принято в бывшей империи, а проще– на богатых и бедных. Предприимчивая физиономия и энергическая, быстрая походка ростовцев смущает жителей других городов, рождает тревожность. Ростовец не гуляет «за просто так», он идет по делу, даже если то маячит пока только в воображении. Но оно есть, оно подталкивает поторопиться. Даже дамы шагают уверенно, быстро. Именно местные барышни быстрее прочих эмансипировались– когда Первая мировая, а за ней и Гражданская, укоротили волосы и подолы. Здесь все делают быстро и говорят громко. Речь тоже звучит иначе, с выразительным говорком. Это город, не чинящийся и никому не спускающий резкого слова. Может быть, именно этим характером, не замирающей здесь и вечерами жизнью, скоростью речи можно объяснить ту сверхъестественную быстроту, с которой вспыхивают уличные беспорядки?
