—Тут и так всего полно. Я не планировала приезжать… Просто так получилось.
—Вы же на дне рождения у Сени были, да? Ксюша фотографию в инстаграм выложила. Такие красотки. Платье мне твое очень понравилось. Это которое ты в том интернет-магазине заказывала? Прямо как по тебе шили… Покажешь потом. Может быть, я тоже там что-то себе подыщу.
—У меня был секс с Адилем,— выпаливаю я, глядя поверх маминого плеча.
Над столом повисает тишина. Даже тяжеловесные винтажные часы, привезенные мамой из Франции, кажется, перестают тикать. Собравшись с духом, я заставляю себя посмотреть на нее. Не знаю, правильно ли сделала, что призналась. Просто не могу носить это в себе. Хочется хотя бы ненадолго обмануться тем, что от признания станет легче. Потому что даже в то недолгое время, что разум и совесть бодрствуют, жить стало невыносимо.
—А Дима как же?— с запинкой переспрашивает мама.
Мои слова произвели на нее впечатление: она выглядит сбитой с толку и растерянной.
—Дима ничего не знает.
—Но… Ты теперь снова с…— Мама морщится и, кажется, сама этого не замечает.—САдилем?
Не найдя сил на саркастичную усмешку, я мотаю головой. На сегодняшний день лимит фальшивого веселья иссяк.
—Нет, мы не вместе и никогда не будем. Ты всегда была права. Он меня не стоит.
—Даш…— голос мамы становится озабоченным.— Он тебя…обидел?
Все-таки от признания действительно стало легче. Вернее, от маминой на него реакции. Она не смотрит на меня как на чудовище, не прикладывает пальцы ко рту в ужасе, спрашивая, как я смогла изменить Диме, не причитает. Ее вообще другое интересует: не обидел ли меня Адиль.
Наверное, поэтому в уголках глаз собираются первые слезы. Нервы, превратившиеся в камень, впервые обмякли.
—Смотря, что подразумевать под словом «обида»,— говорю я шепотом и с шумом втягиваю воздух в надежде задавить им подступающие эмоции.— Хлопнуть дверью после близости — это, по-твоему, обидно?
Лицо мамы кривится в сочувствии.
—Дашуль, ну вот как так, а? Ты же такая умница у меня… Всё сама видишь и знаешь… Не достоин он тебя. Разве нужны были новые доказательства?
Я опускаю голову. Нет, не нужны. Все, кто мне дорог, всегда об этом твердили. Разными словами, но всегда одно и то же.Адиль не тот, кто тебе нужен… Не достоин… Пугающий… Слишком разные… Не твоего уровня…
А мне каждый раз что-то мешало в это верить. Казалось, что ониАдиля не знают так, как я. Не знают нас. Вот правда — какие еще нужны доказательства? Что еще ему нужно сделать, чтобы я наконец перестала быть тряпкой и навсегда его возненавидела? Плюнуть мне в лицо?
—Адиль как твой отец, Даш,— продолжает мама.— Знаешь, сколько я шансов давала? Когда он после очередного недельного запоя на коленях передо мной стоял, умоляя его не бросать?
«Отец по крайней мере прощения просил,— с горькой иронией думаю я.— Адиль меня и спустя семь лет такой чести не удостоил».
—Они одного поля ягоды. Глубоко больные люди, которые никого не могут сделать счастливым. Они даже себя не могут сделать счастливыми, Даш, понимаешь?
Я киваю. Да, понимаю. Отец — алкоголик, который из-за своей зависимости лишился всего. Адиль тоже будто намеренно отталкивает от себя все хорошее. Да, наверное, мама права. Некоторые просто не способны быть счастливыми, а значит, и тех, кто рядом, осчастливить не смогут.
Стоит мне так подумать, как в голове всплывает кадр из прошлого…
Мы сАдилем сидим в обнимку на крыше нашего старого дома. Он рассказывает о фазах луны — она ведь прямо над нашими головами, большая такая висит. У меня в руках пакет чипсов, на плечах — его куртка.
Я перебиваю, теребя Адиля за руку:
—Скажи, а ты счастлив когда-нибудь был?
Он кивает, отчего вдруг дикая ревность беретпри мысли, чтоАдиль мог когда-то быть счастливым без меня.
—Когда, можешь вспомнить?— спрашиваю.
А он плечами дергает, как всегда делает, когда смущен или не хочет отвечать.
—Если не скажешь, я сейчас встану и пойду домой,— грожу я и начинаю ерзать, будто пытаясь из его объятий высвободиться.
—Сиди, а,— недовольно ворчитАдиль, обнимая меня сильнее.— Вот сейчас, например».
—Что «сейчас например»?— буркаю я.
—Прямо сейчас чувствую себя счастливым…
—Мам…— Я поднимаю глаза, ощущая себя глубоко запутавшейся и слабой.— Не знаю, что делать с Димой. Это его убьет… Я ни разу не была в такой ситуации… Я в панике… Понятия не имею, что делать.
—Ой, Даш.—Тяжело вздохнув, мама трет виски.— Ты-то можешь ничего не говорить, но где гарантии, что Адиль не расскажет?
«Так любите,— оживает в ушах его равнодушный голос.— Хвастаться не собираюсь».
—Думаю, он не скажет.
Не знаю, откуда во мне берется такая уверенность. Вчера вполне допускала мысль, что Адиль объявит о нашем сексе во всеуслышанье, а сейчас понимаю: нет, не объявит. Если я что и успела узнать о нем за время, покамы были вместе, так это то, что делиться чем бы то ни былоАдиль не любит.
—Если ты с Димой хочешь остаться, тогда не говори,— мягко советует мама.— Потому что, даже если вы вместе останетесь, о доверии можно забыть. Сама ведь говоришь, он ревнивый без повода. По-настоящему измену простить могут единицы, и на это требуется очень много времени.
У меня не было возможности представить ситуацию, в которой я говорю Диме правду, но маминым словам безоговорочно доверяю. Смогла бы я забыть измену? Думаю, нет. Слишком больно.
—Дима вряд ли меня простит. Правильнее будет сразу расстаться.
—А ты сама хочешь с ним расставаться?
Хочу ли я порвать с Димой? Мысль об этом приводит в замешательство. Мы недавно съехались, и нам хорошо вместе. У нас отличный секс, комфортный быт, общая компания. Когда я думаю о Диме, испытываю тепло. Потому что он такой: теплый, надежный, заботливый. И я люблю его. Нет, я совсем не готова с ним расстаться.
Качаю головой. Почему-то стыдно произносить вслух:«Нет, не хочу». Слишком паршиво звучит. «Вчера я изменила Диме, но расставаться с ним не хочу». Господи, и как я до такого докатилась?
—Даш, это, по-моему, твой телефон звонит?— Мама указывает пальцем в потолок, подразумевая, что мобильный звонит в спальне на втором этаже.
Я нервно скрещиваю под столом ноги. Да, мой. Эту мелодию я слышу раз по пять на дню.Звонит Дима.
Мама все понимает без слов. Тянется, чтобы похлопать меня по руке, беззвучно подсказывает: «Надо ответить». Как же хорошо, что она у меня есть. Ни слова упрека. Только поддержка.
Вымученно улыбнувшись, я отодвигаю стул и встаю. Ответить действительно нужно. Несправедливо своим молчанием заставлять Диму нервничать. Как разговаривать с ним и не задохнуться от чувства вины — другой вопрос.
