—Было смешно слышать эту ванильку за столом.—Адиль смотрит на меня не мигая.— А до «пожалуйста» мне как-то похер.
Ярость во мне вскипает моментально. Скотина. Неужели за семь лет сложно было набраться немного такта? Ну нельзя же жить таким неуправляемым… Как с ним вообще Роберт общается? А другие? Существование в социуме предполагает взаимное уважение, но Адиль, конечно, делает вид, что ему наплевать. Мы семь лет не виделись, и все, что он может сказать: ему «похер».
—Не зря я по тебе не скучала,— выплевываю я ледышки слов прямо ему в грудь, представляя, как они разрезают ткань черной футболки и впиваютсяАдилю под кожу.— Остальные, думаю, тоже. Дай пройти.
Еще до того, как он отходит в сторону, сама протискиваюсь в туалетную дверь. В груди молотит так, чтовибрируют ребра.
Ну и где сейчас эти семь лет? Все происходит с точностью, как раньше: он делает мне больно, а я в отместку пытаюсь пустить ему кровь.
Глава 4
—Все в порядке?— Дима кладет ладони мне на талию и трется о висок носом.
Его дыхание пахнет виски, отчего я ощущаю фантомный зуд в нервах — отголосок непростого детства. Отец, до того как мама от него ушла, злоупотреблял алкоголем. Фобии спиртного у меня нет, но его запах, исходящий от близких людей, зачастую вызывает неприятие. Одного Адиля это не касалось.
—Да, все хорошо,— подтверждаю, прикрыв глаза.— Домой скоро поедем?
—Давай через полчаса? В баню только с пацанами схожу.
—Сходи. Я тогда пойду немного по окрестностям прогуляюсь.
Дима моментально хмурится.
—Плохая идея, зай. Скоро темнеть начнет. Иди на качелях лучше покатайся.
—Я не болонка, чтобы в переноске сидеть,— цежу я, машинально отстраняясь.— Тебе я ничего не запрещаю, и ты тоже не смей.
—Я не запрещаю, а волнуюсь. Мало ли какой урод или маньяк навстречу попадутся.
—Какой маньяк? Это элитный поселок. Здесь маленькие дети на великах одни катаются, а мне прогуляться нельзя?
—Зай.— Дима устало морщит лицо.— Ну чего ты реагируешь? Я тебе ничего запрещаю.
Ответ я проглатываю, чтобы не превращать разговор в прилюдный обмен упреками. Но, если Дима прав, и я действительно цепляюсь к словам, на то есть причина. Его патологическое чувство собственности.Диме не нравятся мои ночные смены, не нравятся частые встречи с подругами, его бесит любое случайное внимание противоположного пола.Даже когда он пытается это скрыть, его недовольство все равно проступает в мелочах и вызывает у меня сильнейшую аллергическую реакцию.
—Ладно.—Я высвобождаюсь из Диминых рук и быстро целую его в подбородок в подтверждение примирения.— Иди к парням. Телефон у меня с собой. Если выйдешь пораньше, набери меня.
Дима выглядит так, будто хочет возразить, но потом лишь кивает. Предупредив об отлучке Аню и Ядвигу, засевших в беседке с очередной бутылкой вина, я выскальзываю за ворота.
Вот и отлично, что никто не вызвался пройтись со мной. С недавнего времени я полюбила уединение. Суета на работе и переезд к Диме фактически лишили меня возможности побыть в одиночестве, так что сейчас я искренне наслаждаюсь неторопливой прогулкой под сенью деревьев, сквозь которые проглядывают крыши модных особняков.
СколькоРоберт платит за аренду дома в таком месте? Несколько лет назад отчим построил коттедж в аналогичном поселке, и один только участок в восемь соток земли обошелся ему в поистине космическую сумму.
Жадно впитываю насыщенный кислородом воздух и пытаюсь блокировать любую мысль об Адиле. Сдаюсь минут через десять. У меня нет причин испытывать за это вину. Он был моей первой любовью, первым мужчиной… Он, в конце концов, разбил мне сердце. Было бы странно столкнуться спустя семь лет в доме наших общих друзей и не дать себе возможности это обдумать. Так что мне о нем известно? Адиль никуда не собирается уезжать — это первое. Он ничуть не изменился — это второе. Как знать, может быть, будущее принесет не только плохие новости.
Я воспроизвожу кадры нашего столкновения возле туалета и невольно тру щеку, словно это поможет уничтожить следы его взгляда. Никаких чувств к нему во мне, разумеется, нет. Взбудораженность и ярость — это последствия захороненного прошлого, которое всколыхнула наша встреча. И то, что я сейчас думаю об Адиле,— лишь слабая реакция на вирус, на который у меня давно выработались антитела. Пройдет пара дней, и я вернусь в норму. Второй раз точно не заболею.
Дойдя до местного магазина и купив там жевательную резинку, я поворачиваю обратно. Надеюсь, к моменту моего возвращения Дима успеет насидеться в бане. Чем раньше мы уедем, тем меньше времени мне потребуется, чтобы окончательно прийти в себя. Тем более завтра я работаю в первую смену.
Едва подхожу к нужным воротам и берусь за резную калитку, стыну от звука агрессивных голосов.Меня охватывает ледяной озноб.Отлично знаю, как звучит потасовка, имеющая все шансы закончится дракой: я ведь почти год встречалась с Адилем. Она звучит именно так.
Металлическая дверь с грохотом захлопывается за мной, пятки в кроссовках глухо молотят по брусчатке. Забежав во двор, останавливаюсь как вкопанная. Сердце стучит так сильно, что внутренности скручивает тошнотой. Агрессивные голоса — это Адиль и Дима, стоящие друг напротив друга. Их позы даже не воинственные — это, скорее, позы неминуемой расправы. Я знаю это по напряженным плечам Адиля, его презрительно кривящимся губам и вскинутому подбородку.Ни разу не видела, как деретсяДима, но по багровому лицу становится ясно, что он тоже готов.
—Че ты, блядь, скалишься, тварь? Весело тебе?
Это Дима. Его голос неузнаваемый, сбившийся, будтоДима только что пробежал десяток километров.
В ответ Адиль зло встряхивает головой и смеется. Его смех как пощечина оппоненту — издевательский, унизительный.
—Скажи что-нибудь еще, а? Дай повод твое ебало размазать.
Паника захватывает каждую нервную клетку. Я открываю и закрываю рот, беззвучно моля:«Не надо».
—Бля, парни, хорош.
Роберт делает шаг вперед с намерением их разнять, но гневное Димино «сука», выплюнутое в воздух, его опережает. Я жмурюсь, но слишком поздно: кадр, как Адиль хлестко бьет Диму в ухо, навсегда застревает в памяти.
—Хватит, хватит, пацаны… Вы чего, блядь, сцепились из-за ерунды?
—Это дружеская встреча… Все свои же, ну…
—Андрюха, бля! Оттащи его! Артур, помоги!
—Адиль, заканчивай… Димас, давай ты тоже … Хуями крыть тоже не тема.
Не помню, как оказываюсь рядом с Димой, на щеке у которого алеет яркий след от удара. Он тяжело дышит, глаза, налитые кровью, смотрят сквозь меня. Таким я его еще не видела.
—Урод, сука… Ебаный отброс.
На Адиля не смотрю. Мне больше нет до него никакого дела.
