—Ты видела меня две недели назад,— смеюсь я и, отстранившись, нарочито повожу носом.— Готовишь что-то? Пахнет вкусно.
—Курицу на скорую руку запекла и салат сделала. Проходи давай, проходи.— Мама тянет меня за руку, будто боится, что я уйду.— Во сколько конференция? Есть ещё время?
—Немного совсем. Но ты не переживай, я завтра к тебе заеду. Сможем часами болтать.
—Тебя в аэропорт-то кто-нибудь отвёз?
—Зачем? Вылет был в пять утра.
—Ну я подумала, может быть, тот партнёр, про которого ты рассказывала…— смущённо бормочет мама, пряча глаза.— Как уж его имя? Денис?
Мама неисправима. В каждый свой визит и каждый наш телефонный разговор она пытается разузнать подробности моей личной жизни. Думает, что делает это аккуратно, но выходит как сейчас.
—Лучше ты расскажи,— улыбаюсь я, оглядывая расставленные на столе чашки и пластиковую коробку с тортом.— Как твой Евгений Борисович поживает?
Мама слегка розовеет, прячет улыбку. Вот уже третий месяц она официально состоит в отношениях. Её мужчине пятьдесят восемь, имеет свой бизнес. Что-то связанное с кондиционерами.Разведён, дети давно выросли, с собственной жилплощадью и машиной, образованный. Старше мамы на два года. В общем, всё как принято.
—Звонил недавно,— докладывает она, разливая чай.— Сегодня в театр идём. Платье потом покажу, посмотришь? А то я купила, а потом подумала: не слишком броское? Просто цвет такой… яркий. Мне всё-таки почти шестьдесят.
—Ты у меня красавица, мам. Отлично, что яркое.
Усевшись напротив, мама с воодушевлением рассказывает о том, что в следующем месяце они с Евгением планируют поехать в Грецию, и показывает фотографии отеля. Я слежу за ней с улыбкой. Отношения пошли маме на пользу. Такая живая, помолодевшая, кипящая. Первый её мужчина после отца.
—Мам, я очень рада за тебя. За вас.Мне пора ехать.— Отодвинув стул, я крепко её обнимаю.— Увидимся завтра, хорошо? И ничего не готовь, ради Бога. Давай лучше в ресторан сходим.
Мама выходит за мной в прихожую. Следит, как я надеваю туфли и, опередив, подхватывает с комода сумку, чтобы передать её мне. Грудь затопляет тёплым и одновременно колким. Вдали от дома я стала в разы сентиментальнее. Меня сейчас многое трогает куда сильнее, чем раньше. Мамина любовь, например.
* * *
В зале известного премиум-отеля Москвы оживлённо и шумно. Сегодняшнюю конференцию СМИ за полгода анонсировали как самое масштабное мероприятие последнего десятилетия. Лучшие спикеры со всего мира и представители крупнейших компаний страны собрались здесь во имя развития маркетинга и экономики.
—Ну конечно, ты бы такое не пропустила,— обнажив в улыбке приторно-белые зубы, улыбается подошедший Багрянцев.
Предпринимает попытку, как раньше, задеть мою щёку губами, но я уворачиваюсь и без улыбки роняю сдержанное «Привет».
Психика порой неконтролируемая вещь. По какой-то причине мне удаётся не испытывать неприязни к бывшему мужу, а вот к Андрею она есть. Так же, как и с Верой, я не смогла простить ему, что не поддержал, когда для меня это было важнее всего на свете.
—Как дела? Как Питер?— продолжает он, то ли не замечая, то ли не желая замечать моей отстранённости.— Слышал, проект с «Е-медиа» погремел. Поздравляю! Всё собирался тебя набрать…
—Всё в порядке, Андрей,— перебиваю я, всматриваясь в растущее скопление людей.
Искать знакомые лица получается непроизвольно — эта привычка выработана годами. Малинин, Осокина из «Крокуса», Раевская. Глаза фокусируются на знакомом затылке. Волосы цвета соли с перцем, неизменный чёрный костюм, скупые жесты. Мой бывший руководитель и наставник — Сергей Витальевич Голдобин собственной персоной.
Этим человеком я безмерно восхищаюсь с первого дня нашего знакомства. Без малого,Голдобин научил меня всему, что я умею. Под его руководством я начала и закончила свой первый кассовый проект, благодаря ему завела массу полезных связей и смогла позволить себе собственное жильё.Сейчас я бы с огромным удовольствием подошла к нему и пообщалась. Не о работе даже, а просто… Спросила бы, как дела у Кати, его супруги, и как поживает дочь Настя, которая, если верить прессе, вышла замуж за хоккеиста НХЛ. Одна проблема: Голдобин едва ли захочет за мной говорить. Он принадлежит к типу людей, не признающих полумер. Те, кого он подпускает к себе близко, становятся его семьёй, а самовольный уход из семьи он квалифицирует как предательство. В день, когда объявила о своём переходе в компанию Романа, для Голдобина я умерла.
Мы как-то обсуждали это с Разумеевым, к которомуСергей Витальевич по сей день относится как к сыну, и тот подтвердил: да, прощать Голдобин не умеет. Я не в обиде. Человеку, подобному ему, вообще многое можно извинить.
—Ну ты сама-то как?— долетает до меня голос Багрянцева.— Замуж не собираешься? Ходят слухи…
Его следующие слова глохнут за громким рёвом сердца. Рядом с бывшим шефом вырастает знакомая фигура. Широкие плечи, тёмно-русые волосы, идеально сидящий костюм…. Конечно, Матвей здесь, с ним. Это же Голдобин.У него не было ни единого шанса не полюбить этого мальчика.
Он повзрослел. Или лучше сказать: возмужал? В чертах появилась жёсткость, немного заострились скулы. Матвей покрупнел, как это обычно бывает с парнями, переступившими двадцатипятилетний рубеж, пообточился под местную среду. Это видно по движениям, ставшим более сдержанными, по спокойствию, которое он излучает. У него отличный учитель.
Он поворачивает голову, что-то говоря Голдобину, и прядь волос падает ему на лоб. Он убирает её до боли знакомым жестом, переносящим меня в события двухгодичной давности: я и он, сидим на кровати в его спальне. Матвей что-то рассказывает, подкрепляя повествование жестами, отбрасывает назад непокорную чёлку и раздвигает губы в улыбке. Причёска у него так и осталась неизменной: никаких модно выбритых висков и филированного затылка. Кажется, будто он не был в салоне минимум пару месяцев. Мне нравится. Эта небрежность ему очень подходит. Всегда подходила.
—Без работы Данилов не остался,— комментирует Багрянцев, очевидно проследив за моим взглядом.— Старик в вундеркинда клещами вцепился. Я тебе ещё тогда хотел подсказать, что Голдобин ради поджопника Роме пацана может взять.
—И что же не подсказал?— переспрашиваю я, заставляя себя оторвать взгляд от Матвея.
—Да это я потом. Когда ты звонила, из головы вылетело. Но в итоге-то всё хорошо получилось? У молодого дарования недавно интервью в «Экономисте» вышло.— Багрянцев понижает тон, переводя его в более интимную тональность: — Стелл, знаю, что тогда не помог, но ты пойми: я ведь не Голдобин. Захотел бы Родинский меня по миру пустить из вредности — расторг бы контракт с авиакассой, и всё. Тридцать процентов бюджета компании улетели бы к ебеням.
—А материшься для убедительности?— ёрничаю я.— Кажется, начинается. Пойду.
Конференция проходит в нескольких залах. Я заранее решила, что обязательно послушаю Гумбольдта из «Ред-Икс» и Милохина из «Дамблера». Заставляя себя не оборачиваться, сливаюсь с толпой, устремившейся в сторону центрального зала, и по пути пытаюсь вернуть себе деловой настрой. Мероприятие десятилетия. Гумбольдт — светило западной экономики, профессор Гарвардского университета. А я профессионал.
