Нора успела забежать в подъезд, прежде чем началась гроза. Нехотя поднялась по ступеням и остановилась возле двери. Провернув ключ, она замерла и прислушалась. Тишина. Скинув ботинки, она прошла по коридору в сторону своей комнаты. Тень на кухне привлекла ее внимание. Тетя Эмма. Она сидела на том же стуле, в той же позе и рассеянно смотрела в сторону плиты. Элеонора удивилась, но виду не подала. Прошла в свою комнату и упала на кровать.
За окном барабанил дождь, стекая крупными каплями по стеклу. Нора стянула с себя куртку, прикрыла рукой глаза. Голова вновь заболела, а живот предательски заурчал. Она хотела есть, но не хотела встречаться с Эммой. А та, по всей видимости, не собиралась покидать кухню. Вероятней всего, обдумывала слова племянницы.
Элеонора была рада такому раскладу. Она блаженно улыбнулась, закрыла глаза, и сон ее сморил.
Элеонора
Мама стала частым гостем в моих снах. Она все также стоит на кухне. Все также моет посуду, а после оборачивается и смотрит на меня, но лицо ее расплывается. Я пытаюсь к ней прикоснуться, пытаюсь обнять, а она все так же отдаляется. И снова я слышу эти слова:
–Еще не время.
Я не понимаю их значения. Не понимаю, о каком времени она говорит. Но с каждым разом сон становится все мрачнее и мрачнее. Наша старая квартира рушится, на стенах практически не осталось обоев, с потолка сыпется побелка, а в последнем сне в прихожей и вовсе зияла огромная дыра. Я чувствовала затхлый запах, прекрасно осознавая, что это невозможно. И этот странный ветер. Он дул со всех сторон, и салфетки, что лежали аккуратной стопочкой на столе, кружились в воздухе.
Чем ближе я к ней была, тем страшнее мне становилось. Мурашки без остановки бежали по коже. Внутри нарастал ком и медленно подступал к горлу. И, когда страх накрывал, я просыпалась в холодном поту, жадно вдыхая воздух.
Не думала я, что к бессоннице прибавятся кошмары. Те крохи сна, что доставались мне, стали мучением. Я пытаюсь найти разгадку и, о боже, даже лезу в сонник. Информации не так много, как хотелось, но буквально все источники твердят об одном: не прикасаться, ничего не брать, не идти. Звучит все бредово и не совсем понятно, но я все равно желаю прикоснуться к ней.
Школа. Вновь я здесь сижу и теряю время. Оливер оказался прав, после экскурсии нужно было написать реферат. Естественно, я не готова. И, даже если у меня была бы возможность поехать туда, я бы вряд ли стала тратить свое время на лишнюю писанину.
Сегодня не только я в мрачном настроении. Одилия и Орест. Их внешний вид оставляет желать лучшего: оба мрачные и с красными глазами, и на этот раз линзы ни при чем.
Одилия не поздоровалась. Меня это не задело, но неприятный осадок остался. Кажется, не только у меня была тяжелая ночка.
Внутри возникло желание заговорить с ней. Некая потребность, которую мне срочно захотелось удовлетворить. Удивляюсь себе. В моей библиотеке эмоций нет такого слова, как сострадание и поддержка, но по отношению к ней я хочу это все применить.
Застаю их на перемене с Орестом в коридоре, что ведет в столовую. Одилия сидит на подоконнике, рисует пальчиком странные узоры на стекле. Брат стоит рядом и испуганно озирается.
–Как дела?– равнодушно спросила Элеонора.
Одилия медленно переводит уставший взгляд.
–Прогуляешь со мной урок?– с надеждой спросила Одилия, схватив Элеонору за руки.
Нора напряглась. От прикосновения по телу прошел разряд тока. Она хотела одернуть руку, но что-то во взгляде Одилии заставило ее замереть. От нее сквозило болью. Нора коротко кивнула и направилась к выходу. Прогуливать уроки было не в первой. Учителя редко реагировали на ее отсутствие, а некоторые и вовсе были этому рады.
Орест семенил за ними. Он мертвой хваткой вцепился в руку сестры и продолжал озираться.
Пройдя через турникет, компания двинулась в сторону аллеи, которая находилась через дорогу от школы. Нора предположила, что они займут одну из лавок, но Одилия не сбавляла темп.
Элеонора напряглась. За аллеей находился парк. Нора предположила, что их остановка намечается там, но Одилия повела их дальше. Прикидывая в голове, какие еще локации остались в городе, Нора вспомнила про старую больницу для психически больных. Не так давно заброшенная, она привлекала внимание наркоманов и местных алкашей, но все это было вечерами. Днем же там изредка появлялись подростки, что покуривали и распивали коктейли.
Нора была у этой больницы не раз. За заброшенным зданием раскинулось кладбище, на котором была похоронена ее мама. Девушка посещала его часто, внимательно следя за могилой. Расчищала ее от травы, протирала памятник и меняла увядшие цветы на свежие.
Приближаясь к больнице, Одилия остановилась и внимательно окинула взглядом Элеонору.
–Я могу быть с тобой откровенна?– прошептала она, сощурив глаза.
–Да,– от волнения голос охрип.
–В эту больницу должны были положить Ореста. Мы приходили сюда несколько раз до закрытия, и я бегала по этим коридорам, громко смеясь. Мне казалось это забавным.
–Насколько серьезно Орест болен?
–Настолько, что может задушить меня посреди ночи и не моргнуть,– глаза Одилии наполнились слезами, но она быстро их смахнула.– Я просыпаюсь несколько раз за ночь и каждый раз в страхе. Кажется, что он нависает надо мной с подушкой и вот-вот прижмет к моему лицу.
–Даже не знаю, что страшнее: просыпаться, чтобы выжить или вовсе не спать.
–Ты страдаешь от бессонницы?– встревоженно спросила Одилия.
Нора кивнула. Они поднялись по крыльцу и направились в сторону восточного крыла.
–Как давно у тебя бессонница?
–С момента, как умерла мама,– Нора поджала губы, отводя взгляд в сторону распахнутых кабинетов.– Мне было пять.
–От чего она умерла?
–Алкоголь и наркотики,– сухо ответила Элеонора.
–И ты не в силах была это исправить,– прошептала Одилия, переводя взгляд на Ореста. Тот продолжал держать ее за руку.– Винишь себя?
На миг Нора почувствовала оцепенение. Ком в горле не позволил ей ответить. Странное мычание вырвалось из губ, но Одилия расценила его, как подтверждение.
–Я тоже виню себя в том, что Орест такой, но понимаю, что в этом нет никакого смысла. Судьба распорядилась по-своему. Значит, так было нужно.
–Глупость,– вырвалось у Норы.
–Отчего же?– на ее губах возникла тень улыбки.
–Я могла бы ее спасти, если бы мне не было пять. Но есть один человек, кто напрямую виноват в смерти матери.
Одилия молча обвела взглядом больничное крыло.
