Она повернулась, и он посмотрел в ее широко открытые, но совершенно невидящие глаза. Анастасия полностью ушла в воспоминания.
—Это моя и только моя вина в том, что Алеша такой. Врачи сказали, что его тело слишком долго было сдавлено. Если бы его достали сразу… всё было бы по-другому. Я бы вытащила его за секунду! Понимаете?— она моргнула и ее взгляд стал осмысленным.
—Понимаете?
—Но это разве не означало бы для тебя свободу? Смерть семьи хозяев?
—А для вас смерть вашей семьи означает свободу?— довольно резко ответила она и тут же смутилась: — Простите. Просто… вот как вы, колдуны, видите нас? Злобные животные, которые только и мечтают вырваться на свободу и жрать всех направо и налево?
Аверин вздохнул:
—Ну, если честно… так поступает большинство дивов, оказавшихся на свободе. Это инстинкт Пустоши.
—Да, инстинкты,— она улыбнулась.— И что? У животных тоже есть инстинкты, но это не мешает собакам мирно жить с кошками, а кошкам — с попугаями. И это одна из причин, почему я организовала этот зверинец. Вы когда-нибудь слышали об академике Павлове?
—Конечно,— Аверин, кажется, начал понимать,— с ним дружил мой отец. Точнее, считал своим наставником.
—Ах да. Граф Аркадий Аверин ведь ваш отец. Тогда вы тем более должны понимать. Я изучала труды господина Павлова о высшей нервной деятельности животных, об условных и безусловных рефлексах. И наблюдала и наблюдаю до сих пор за животными и дивами низких уровней. Вот, посмотрите,— она показала рукой на окно,— див дружески играет со своей потенциальной добычей. Возможно ли такое в Пустоши? Нет. Я учу их контролировать свои инстинкты. Сдерживать их. Сначала на примитивном уровне, когда они запоминают, что, не убив сейчас, можно получить гораздо больше еды чуть позже. Обязательно хорошо кормлю их перед встречей с потенциальной жертвой. Тем, кто способен понимать,— объясняю. Показываю, что, действуя сообща, можно добиться большего, чем вцепляясь друг другу в горло. Поймите, в Пустоши у нас нет выбора. А тут он есть. Нужно только показать его и научить. И я изучаю способы, как это сделать.
—Ничего себе…— изумился Аверин,— эх, жаль ты не была знакома с моим отцом. Из тебя бы вышел отличный помощник, не то что…— Аверин внезапно осекся. А что, собственно, он знал об Анонимусе?
—Кстати,— сменил он тему,— а сколько тебе лет?
—Вы имеете в виду, сколько я провела в вашем мире в этот раз?
—Да, именно. Сильно сомневаюсь, что ты помнишь что-то до Пустоши.
—Нет, конечно. Я и Пустошь сейчас почти не помню. Но меня вызвали уже в человеческой форме пятьсот семьдесят лет назад.
Это значит, что она попала в Пустошь уже дивом первого класса. Обидно, что невозможно узнать, кем был и кому служил див до того, как был отослан в Пустошь. За несколько лет пребывания в ледяной пустыне память о жизни в этом мире у них почти полностью стиралась.
—А ты думала, что будешь делать дальше? Ведь Алеша, скорее всего, последний твой хозяин.
Анастасия опять отвернулась к окну.
—Посмотрим,— сказала она неопределенно,— сначала нужно узаконить то, что есть сейчас.
Аверин тоже посмотрел на Алешу и дивов и увидел, что к ним подошел Артемий. Вероятно, мальчик попросил отвезти его в дом. Значит, решение принято.
Через пару минут они появились на пороге гостиной.
—Да!— сказал Алеша и продолжил, старательно выговаривая слова: — Мы со-о-асны. Са-аа поедет к Веее. Но мошно я буту ее наиещать?
—Конечно,— обрадовался Аверин,— я думаю, вы подружитесь с Верой и Мишей. «А Анастасия с Анонимусом»,— добавил он про себя. В возможность по-настоящему теплых отношений между дивами Аверин всё равно не верил, но думал, что эти двое вполне смогут договориться.
—Тогда,— добавил он,— мне нужен жетон Сары,— он посмотрел на Анастасию.
Она слегка замялась:
—Он… думаю, он не очень законный. Мы покупали ее с рук.
—Это ничего, у моего брата есть разрешение на владение дивами, я всё сделаю. А тебе, как только закончите процедуру с опекунством, нужно будет получить настоящие государственные жетоны на всех Алешиных дивов.
—Конечно,— согласилась Анастасия,— вы останетесь на обед?
—Нет. У меня сегодня еще много дел.
Аверин уже сел в машину и повернул ключ, когда услышал громкий удар. Автомобиль качнуло. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Возле колеса стоял граф Синицын. Лицо его было алым от ярости.
Аверин вернул ключ в исходное положение и вышел.
—Что вам угодно?— холодно проговорил он.
—Вы!— задыхаясь от злости заорал Синицын.— Я знал! Я знал, что вы в сговоре! Вы убили моего сына! Вы пытались упрятать меня в кутузку, чтобы я не мог добиться справедливости! Но я этого так не оставлю! Моя жена в больнице!
—Очень сочувствую вашей жене. И вам тоже, в связи с вашей утратой,— Аверин говорил почти искренне. Ведь даже будучи конченным выродком, Даниил был их сыном.
—Да что вы понимаете! Сейчас с вами нету вашего дружка, поэтому я…
Аверин резко вскинул руку. Пять нитей вылетели у него из пальцев, свистнули в воздухе и исчезли. Синицын отшатнулся и замолчал.
—Я смотрю, вы просто рветесь «в кутузку». В меня стреляли и чуть не убили. И зарубите это себе на носу, я — единственный ваш свидетель защиты. Кроме вашей жены с ее сомнительным алиби. Я знаю, что это не вы. И именно поэтому вы на свободе. Не нужно усугублять свое положение очередной попыткой вызвать меня на дуэль. Я не буду с вами драться. Я просто свяжу вас вместе с вашим карабином, револьвером, или из чего вы там собрались в меня стрелять, и отвезу в участок. Понятно?
—Да я…— задохнулся Синицын.
—И еще. Запомните, вашего сына никто не убивал. С ним произошел несчастный случай. Такое бывает. И если я узнаю, что вы опять изводили соседей, я напишу жалобу в департамент, где вы работаете. И в вашем личном деле появится запись об аморальном поведении.
Он отвернулся и открыл дверцу.
В спину ему донеслось бормотание:
—Я этого так не оставлю… так не оставлю…
Аверин обернулся. По лицу графа Синицына текли слезы.
Глава 5
Когда Аверин добрался до поместья, солнце уже клонилось к закату. Из окон машины теперь торчали две морды — одна кошачья, вторая лисья.
Василь и дети встречали гостей у ворот. Увидев Кузю, Вера и Миша с радостными визгами кинулись к нему, а когда из машины выскочила Сара, восторгам не было конца. Аверин взглянул на материализовавшегося рядом Анонимуса. Обычно холодное лицо фамильяра изменилось. Он радовался за детей? Умилялся?
—Гера, ты просто чудо,— Василь обнял брата и похлопал по плечу,— надеюсь, ты на ночь? Я бы с тобой выпил.
