—Полно, Гермес Аркадьевич, я вас за этим и пригласил. Вы новый человек в моем окружении, и я надеюсь, сможете натолкнуть меня на новые интересные мысли. Впрочем, вы правы, хватит ходить вокруг да около. Как вы относитесь в мысли о том, чтобы остаться в столице? Мне очень нужны такие люди, как вы. Я обещаю вам хорошую придворную должность, на которой вы сполна сможете раскрыть свои способности.
—Благодарю вас, ваше величество. Но… насколько мне известно, ваш отец дружил с моим отцом, ведь так?— он посмотрел на императора и заметил, что в его взгляде что-то мелькнуло. Какая-то неуверенность, что ли. Но тут же на лице снова заиграла улыбка.
—Его величество император Владимир действительно дружил с графом Аркадием Авериным, вашим отцом. Я понял, о чем вы. Это не мешало вашему отцу заниматься исследованиями у себя в поместье вместо того, чтобы крутиться при дворе. Но вы — это совсем другое дело. Я ведь не предлагаю вам постоянно участвовать в придворных мероприятиях. Просто хотелось бы, чтобы вы были рядом в нужный момент.
—Нижайше прошу простить меня,— Аверин вздохнул,— если я вам понадоблюсь, я немедленно вылечу первым же рейсом. Столичная жизнь совершенно не для меня. Я тут быстро впаду в меланхолию и сопьюсь.
Император снова рассмеялся:
—Жаль. Я подозревал, что вы ответите именно так. Но и в Петербурге нужны такие люди, да. Я бы хотел, чтобы вы помогли мне изменить отношение людей к дивам, как раз на примере вашего Кузи. История с японскими колдунами весьма познавательна. Но поймите, что человечность — это прежде всего про людей. Старые дивы высоких уровней еще хорошо помнят, что люди — их хозяева и враги. Ничуть не лучше их собратьев в Пустоши. Но те, кто совсем недавно покинул Пустошь, видят совсем другую картину. А дивы — разумные существа и умеют делать выводы.
—Полностью согласен насчет человечности. Но… что прикажете делать с инстинктами дивов? Да, Кузя смог один раз победить свой инстинкт и не сожрал хозяина. Но даже на его счет я не уверен, что он сможет справиться еще раз.
Император снова пристально посмотрел на Аверина, потом улыбнулся и поднес к губам почти нетронутую стопку.
—А что, если не будет хозяина? Может, не будет и инстинкта? Вы, Гермес Аркадьевич, никогда об этом не думали?
Вернулся Аверин почти без сил. На пути назад его тоже караулили, пройти в гостиницу оказалось непросто.
—Кузя, сними с меня весь этот кошмар как можно быстрее, можешь даже разорвать. Иначе я так и упаду.
—Гермес Аркадьевич,— Кузя снял плащ и воротник, помог сесть на диван и принялся стягивать сапоги.— А я вам приготовил ванну. Там еще обед приносили, но я его уже съел, извините.
—Правильно сделал. После ванны я лягу в постель. Та горничная, Ирина, приходила? Что с ее дочкой?
—Приходила. Принесла сумку с вещами, платье какое-то, зеркальце, расческу, еще всякую мелочь. Лучше бы нижнее белье принесла.
—Но тебе хватит?— Аверин встал и вытянул руки, позволяя снять с себя белое шелковое недоразумение.
—Да, должно. Запах еще сильный, особенно расческа, а платье стирали.
—Отлично.
Наконец, с одеянием было покончено, и Аверин с удовольствием облачился в домашнее.
—Вот что. Сейчас я лягу поспать, а ты слетай на вокзал. Но сначала узнай у Ирины, на каком поезде должна была приехать ее дочка, куда он пришел, и пробегись по платформе. Сейчас зима, дождя нет, запахи держатся довольно долго. Может, что-то унюхаешь.
—Ага…— Кузя шмыгнул носом,— только там ужасно холодно.
—Ну а что ты хотел? Это Сибирь. Но разве у дивов не снижена температурная чувствительность?
—Мы более терпеливы, чем люди, и сильный холод или жар нас меньше травмирует, вот и всё. А так — всё равно неприятно.
—Придется потерпеть. Всё, поможешь мне забраться в ванну, и беги. Выбираться самостоятельно я, вроде как, уже научился.
—Ага. А вот с этим что делать?— див указал на одеяния.
—Вот уж не знаю. Хочешь — тебе подарю. Только сам потащишь обратно.
—Можно подумать, все остальное потащит кто-то другой. А какой он?
—Кто?
—Ну, император.
—Очень приятный человек. Тебе бы точно понравился. Он тоже хочет дать дивам свободу.
И Аверин направился в ванную.
Проснулся он в полной темноте. Прислушался и понял, что в гостиной едва слышно разговаривает телевизор. Значит, Кузя уже вернулся.
Аверин сначала сел, сделал разминку, потом встал и, уже стоя, проделал несколько упражнений. Это было теперь необходимо после каждого пробуждения. Проклятье. Сможет ли он когда-нибудь вернуться в прежнюю форму? Ведь и моложе он не становится.
Беспомощно лежа в постели после ранения, Аверин не единожды раздумывал, что может делать боевой колдун, когда станет совсем немощным. Станет обузой для родни, не важно, для племянников или собственных детей? Тогда он решил, что примет предложение Академии и пойдет преподавать, лет эдак после семидесяти, если доживет, конечно. А пока будет стараться держать себя в форме.
Сейчас же решение проблемы лежало на тумбочке в коридоре. Надо обязательно показать бумагу с императорской подписью и гербовой печатью Кузе и отдать ее на хранение диву.
Интересно, а как обряд создания фамильяра трактует церковь? Не считается ли он разновидностью самоубийства? Или благородным самопожертвованием? Надо будет спросить при случае. Особенно верующим человеком Аверин никогда не был. Но считал, что Бог существует. А почему бы, собственно, ему и не существовать? Без разумного начала не было бы никакого порядка.
Он нащупал трость и вышел из комнаты.
Кузя сидел на ковре в гостиной, уставившись в экран. На стук двери он обернулся и вскочил:
—Я всё сделал. Девушку не нашел. Всё обнюхал тщательно, и пришлось укусить дворника за валенок. Но я не сильно, честно.
—Пнул?
—Ага. И метлой приложил. А я, между прочим, был делом занят!
—Он тоже. Ладно. Почему ты опять сидишь на полу? Вот же диван.
Кузя посмотрел на Аверина из-под челки:
—Вы очень непоследовательны, Гермес Аркадьевич. То вы меня ругаете за то, что я сижу в кресле, то за то, что сижу на полу.
Аверин усмехнулся:
—Не вижу непоследовательности. Люди не сидят на полу, они сидят на диване. Если они, конечно, не японские колдуны. А кресло мое. В нем сижу только я. По-моему, всё предельно просто.
—А если вы не узнаете, это считается?— Кузя хитро прищурился.
Аверин вздохнул:
—Считается. Я тебя спрошу, и ты сам всё расскажешь. И я тебя накажу. Когда-нибудь я разрешу тебе меня сожрать. Но вот сесть мне на шею — точно нет, и не надейся. Кстати, о еде. Ты что-нибудь от ужина оставил?
