—И каким же он был?— Аверин скрестил на груди руки.
—Я не отрицаю, он был величайшим ученым. И позже я понял, сколько пользы он мог принести и России, и всему миру. Но… Он, понимаете, очень любил женщин. И это расстраивало Леночку. Я несколько раз видел, как она плакала на балах, за портьерами, когда он пытался вскружить голову очередной красотке. И это у него всегда получалось. Потом, когда родились вы… возможно, это и прекратилось… но…— он запнулся.
—Продолжайте, пожалуйста,— проговорил Аверин.
—Мне кажется, он ее бил. Я сам видел синяки на руках и лице.
—Не смейте такого говорить,— спокойно сказал Аверин. Знал бы этот человек, какую глупость сейчас сморозил.
—Простите. Но… я говорю правду. Ваш отец был жестоким. Особенно к дивам. Он их сотнями изводил во время своих опытов. Да вы спросите своего фамильяра! Он, верно, до сих пор вздрагивает при звуках имени вашего отца. Я не удивлюсь, если фамильяр ненавидел его! Я как-то приехал в гости и сам увидел, как он оставил Анонимуса на операционном столе, со вскрытой и раздвинутой серебряными распорками грудной клеткой. Он мне показал, как реагирует его сердечная мышца на серебро, а потом просто ушел ужинать, не то что не освободив, а даже не усыпив дива. Просто велел ждать! Не удивительно, что бедняга сожрал его при первой же возможности!
—Вы не правы,— Аверин сжал кулак. Нет, волю эмоциям давать нельзя.— Я понимаю, вам хочется оправдаться. Но Анонимус боготворил отца и до сих пор тяжело переживает его смерть. Сожрал он отца по его же приказу, я не буду объяснять, считайте это последним опытом Аркадия Аверина. А моя мама — чародейка, поэтому она работала сестрой милосердия в клинике для душевнобольных. Оттуда и синяки. Она любила отца!
—Да… я знаю…— дядя снова прикрыл лицо руками,— она… закрыла его собой. Я вам просто объясняю, как я считал тогда… я думал, что ей без него будет лучше. Но я ошибался. Каким бы ни был Аркадий, Леночка любила его больше жизни.
Меньше всего Аверину хотелось читать мораль дяде, но удержаться и совсем его не уколоть, он не смог:
—Так это угрызения совести довели вас до государственной измены? Зачем вы похитили меч? Вы знали, что им больше никого не вызвать. Чего вы хотели? Продать меч за границу?
—Не продать, обменять.
—На что же?
—На свободу. Я всю жизнь служил ему. И прежде мне казалось, что всё не так плохо. Он не человек, да, но умнее и прозорливее многих людей. Но… я говорил вам: мой внук сдал экзамены в Академию. Но… это была Пражская Академия, понимаете? Он специально готовился, ездил…
—И?
—Император об этом узнал. И заявил, что наши колдуны не будут укреплять своей силой Академии Европы. В чем-то он прав, да… Но он запретил всей моей семье выезжать за границу. И внукам, и правнукам. И тогда с моих глаз словно упали шоры. Он боится, что я проболтаюсь, а моя семья — всего лишь заложники, гарантия моей верности.
—Хм,— задумчиво протянул Аверин,— значит, вы решили предать монарха, которому служили много лет, ради того, чтобы ваш внук мог учиться в Праге? Так что ли?
—Нет. Это было только начало. Он допросил меня. Я ничего не рассказал про Аркадия, но он понял, что я что-то скрываю. И начал меня проверять. Он делает так, когда теряет доверие. Сперва в документах мне попался на глаза приказ, где было велено установить слежку за поместьем Авериных. Я молчал. А на следующий день будто бы случайно услышал разговор по спецсвязи. Он отдал приказ убить графа Аверина. Я не знал, кого имеют в виду, вас или Василя. Но понял, что моей семье тоже грозит опасность. И начал готовить эту операцию. Я договорился… с одной державой, что нам дадут убежище в обмен на компромат на правящую семью. Они даже не догадывались, какой на самом деле компромат у меня имеется. Но я не собирался его использовать, клянусь! Этот меч бы просто вызвал скандал, не больше!
—Вы не можете предполагать, что именно он бы вызвал. И как вы узнали о новом нападении? Тоже «случайно услышали»?
—Нет,— дядя замотал головой так, что его седые волосы на миг встали дыбом,— его величество… он ворвался сюда, в этот дом. И он был в ярости. Знаете. У него есть любимая личина… но не важно… Это очень страшно. Потребовал рассказать правду про Анонимуса. Ведь я видел вашего фамильяра тогда… он, сожрав вашего отца, почему-то долго не мог вернуть свой обычный облик. Я рассказал, рассказал всё честно, я был испуган и уверен — мне конец. Он не прощает лжи, никогда. Но он начал требовать, чтобы я объяснил, почему Анонимус молчал все эти годы и что его заставило заговорить именно сейчас. Я не знал, я этого не знал! И приготовился к смерти. Но он ушел, бросив напоследок: «Всё приходится делать самому». И я сразу кинулся вам звонить. Я удивлен, что вы живы. А… ваша семья?
—Они в безопасности.
—Ох… вы меня успокоили.
—Увы, больше мне нечем вас порадовать. Меч придется вернуть.
Метельский поднялся с дивана:
—Нет! Иначе вы убьете меня и мою семью. Мы все можем уехать. Еще есть шанс!
Аверин задумчиво смотрел на дядю. Рассказ Метельского никак не объяснял, почему Императорский див отступил. И в первый раз, хотя приказ об убийстве уже был отдан, и сейчас. Полная картина не складывалась. А значит, Анастасия права. С дивом необходимо поговорить. Невзирая ни на какие риски. Только нужно отослать куда-то Кузю. Кот всё равно не сможет помочь. И тут Аверина осенило.
—Вот что, дядя,— сказал он,— у меня есть идея. Сейчас вы всё равно меч за границу не вывезете, вы это прекрасно понимаете. Где бы вы его ни прятали, он найдет его.
—Меч в доме,— подал голос Кузя. Дядюшкин див на него зашипел. Кузя ответил тем же. Аверин усмехнулся. Когда Себастьян отойдет Любаве, эти ребята точно подружатся. Если еще будут живы.
—Видите. Если мой див догадался, то для императора это лишь вопрос времени. Поэтому вы отдадите мне меч. И мой див спрячет его в надежном месте, о котором никто из нас не будет знать. А я пойду к императору и попытаюсь с ним торговаться. Меч в обмен на свободу для вас и вашей семьи. Как только вы окажетесь по ту строну границы, ваш див сообщит моему, и император получит свой меч. Мне терять нечего, поэтому я могу рискнуть и сыграть в эту игру.
Метельский запустил руку себе в волосы. И долго молчал. Аверин спокойно ожидал ответа.
—Я согласен,— наконец сказал старик,— но я пойду с вами. По крайней мере, смогу погибнуть, как настоящий колдун. А не отсиживаться в норе как…— он покосился на Себастьяна и закончил,— в щели, как таракан.
—Хорошо,— Аверин встал.
Дядя тоже поднялся и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж.
Открыл массивную дверь, и они оказались в просторном зале, занимавшем изрядную часть пространства этажа. Посреди зала мозаикой был выложен алатырь. Комната для вызова. Что же, она впечатляла.
Пока Аверин осматривался, Метельский подошел к красивому мозаичному панно, изображавшему колдуна, сражающегося с дивом в форме химеры-мантикоры. Нарисовал на нем что-то, и часть стены отъехала в сторону. За ней оказалась серебряная плита. Сейф для хранения реликвий. Защищенный серебром и чародейством не только от похищения дивами, но и от обнаружения при помощи чародейства и колдовства.
