– Да, но, Боже, Люсь, шесть лет прошло. Да и вообще… Судя по тому, как фривольно Кир себя вел, в эти годы он времени зря не терял. Если ты понимаешь, о чем я.
– Все же поясни.
– Ну, он вел себя как настоящий знаток женщин. Так, знаешь, самоуверенно и нахально.
– Тебя это задело?
– Да с чего вдруг? Просто мерзко было от того, что сопляк вообще посмел озвучить подобный расклад. За кого он меня принимает?
Люся задумчиво крутит в руках видавшую виды ручку.
– Значит, либо он и мир, либо война?
– Похоже, так. По крайней мере, мне показалось, что Кирилл не отступит.
– Не хочу тебя расстраивать, но ты же понимаешь, что твои шансы выиграть в честной борьбе невелики?
– Кто сказал? – тут же ощетиниваюсь я.
– Кто-кто… Михась, конечно. Мы вчера за кружкой кофе тебе кости мыли. Ты уж прости, – усмехается Люся, ничуть не раскаявшись, и вдруг резко меняет тему: – Я потом погуглила этого твоего Кирилла. Н-у-у, он ничего так.
Вскидываю брови:
– Это ты к чему?
– А хер его знает, Анька. Может, не стоит тебе с ним закусываться? Если все, что ты мне про этого парня рассказывала, правда, он пойдет до конца, даже не сомневайся.
– Постой! – машу руками. – Ты мне предлагаешь согласиться на его условия? Стать подстилкой этого малолетки?
– Почему сразу подстилкой? Как я поняла, он тебе предлагает что-то совершенно другое.
– Ну, да. Сытую спокойную жизнь с дочерью в обмен на мое расположение. Не ожидала, Люсь, услышать от тебя такое. Ты психолог. А предложение Кирилла – чистой воды абьюз. Предлагаешь мне жить с неоперившимся тираненком?
– Ни в коем случае. Я вообще сейчас говорю с тобой как подруга, а не как специалист. И заметь, ничего не навязываю. Тут только тебе решать. Потому что ты одна знаешь свои пределы.
– Тогда на что ты намекаешь, Люся?
– Да ни на что. Наверное, просто пытаюсь подсветить ситуацию с другой стороны. Мы же как? – щурится от попавшего в глаза дыма. – Все видим через призму общественного порицания и совершенно не учитываем того факта, что каждый человек и ситуация индивидуальны.
– Пытаешься до меня донести, что спать с двадцатидвухлетним пасынком – это нормально?
– Если он тебе не неприятен, если этот союз несет для тебя выгоду, почему нет?
– Потому что он полный псих! Ты бы видела, как он смотрит. Глаза пустые. Думает лишь о себе. Я хочу, а твои желания меня не волнуют! Каким будет моя жизнь с таким мужчиной?
– Ого. Он уже мужчина? – ловит меня Люся, а я краснею, вспомнив, что почувствовала, когда его пальцы трахали мой рот.
– Людмила Борисовна! – возмущаюсь я, в ответ Люся смеется. – У меня серьезная проблема вообще-то, а ты ржешь.
– Ой, все! Что ты там спрашивала? Какой будет твоя жизнь? А черт его знает. Но ведь это нормальная история, Анют. Вступая в отношения, мы всегда рискуем. Вот ты, выходя замуж за Воржева, рожая ему дочь, могла ли предположить, чем все закончится?
– Ну, это же другое… – хмурюсь я.
– Да бред. То же самое.
– Кирилл – эмоциональный инвалид. Кроме того, он ведь на мне зациклен. Вдруг ему придет в голову посадить меня на цепь, чтобы я никуда не делась? Или еще что-то? Если честно, после вчерашнего нашего разговора я вообще ничему не удивлюсь. А если вдруг я решу уйти? Что будет, Люсь? Он убьет меня? – затушив сигарету, я вскакиваю из-за стола и начинаю мерить шагами тесный кабинет. – Это все ненормально. Уж кто-кто, а ты должна понимать.
– Нормальность – понятие относительное. Поэтому я и говорю о твоих пределах. Твоя дочь, вон, например, этого Кира обожает. И это совершенно не вяжется с образом эмоционального инвалида, который ты мне рисуешь. Дети фальшь за версту чуют. Ч-черт. Звучит так, будто я тебя и впрямь уговариваю, да? – усмехается Люся.
– Ага, – развожу руками я.
– Нет. На самом деле такой цели я перед собою не ставлю. Решай сама. Просто, понимаешь, мне тебя, Анька, по-бабьи жалко. Дерьмовое чувство, знаю, но ты же лучшие свои годы потратила на бессмысленную борьбу. И что? Опять снова-здорово? Ты еще не устала?
– Устала. Иногда проснусь, и глаза не хочется открывать. Вот, хоть на работе отвлекаюсь.
– Или только сильней загоняешься. Ты вообще когда-нибудь думала, почему из флориста переквалифицировалась в правозащитники?
– Хочется хоть кому-то помочь, раз себе не смогла, – озвучиваю наиболее очевидный вариант ответа.
– Или ты настолько привыкла к борьбе, что теперь хочешь воевать хоть с кем-то.
Я опускаю взгляд к полу. Жестоко? Наверное. Но так ли уж далеко от истины?
– Люсь…
– Знаешь, так себя ведут вернувшиеся с войны солдаты. Не находя себя в мирной жизни, они снова и снова ищут войну.
– То есть теперь разговор с подругой закончился, и на сцену все-таки вышел психолог? – грустно усмехаюсь я. – Дай еще сигарету.
– Завязывай.
– С такой жизнью завяжешь!
– А что по факту ты теряешь, Ань?
– Достоинство?
– В чьих глазах? В глазах некоего условного общества? На расстоянии все умные и благочестивые, ага. Вот только многие бы устояли, предложи им то, что мальчишка предлагает тебе?
– Он предлагает мне возмутительные вещи!
– Действительно. Трахаться с молодым, богатым, повернутым на тебе парнем… возмутительно. То ли дело – давно осточертевший муж. Как думаешь, что хуже? А более лицемерно что?
Натужно смеюсь. Потому что разговоры о сексе с Кириллом приводят к тому, что я невольно начинаю его представлять… И нет, это не Люська виновата в том, что я сомневаюсь. Я ведь и сама думала в ту сторону. Мне в самом деле нужна передышка, я чувствую, что уже многого не вывожу. Будто с каждым новым ударом моя броня становится все более хрупкой. Я много слышала о выгорании, но вчера впервые почувствовала, насколько сама к этому самому выгоранию близка. Кому станет лучше от моей принципиальности? Сколько жизненных сил она из меня вытянет? Люся задала очень важный вопрос. Что я потеряю, если соглашусь на предложение Кирилла с ним трахаться? Уважение коллег? Или достоинство, о котором я упоминала выше? А почему? Потому что прогнулась? А если в результате этого прогиба я верну дочь? Разве оно того не стоит? Тем более что и это когда-нибудь да закончится. Когда-то же я надоем сопляку! И если к тому моменту я успею восстановиться в правах и наладить контакт с Ариной, он уже не сможет нас разлучить, как бы ни старался.
Заманчиво? Блин, а то!
Ведь на другой чаше весов – война. Я же уже проходила через это и в полной мере представляю, что меня ждет. Если коротко – ничего хорошего. Насчет нашей судебной системы я не питаю никаких иллюзий. Тогда зачем я составила этот чертов иск? Уж не для того ли, чтобы доказать себе – ты хорошая, Анечка, видишь, ты сделала все, что смогла. И вот чтобы погладить себя по головке, я пожертвую месяцами разлуки с дочерью?
