Прости, что выпотрошил кухню, которую ты так любишь.
Способныли два слова вместить столько значений?
Он посчитал, что да, вполне. Нопотом всеже добавил еще одно: «Люблю».
Походил еще немного иснова добавил: «Тебя иребенка».
Апотом Полина ему позвонила.
–Макс, что происходит?– спросила она взволнованным голосом.
–Ничего…
–Тогда кчему ты мне пишешь втакое время? Тем более такие вещи.
–Какие «такие вещи»?
–Ну…– она замялась.– Второе прости задва дня. Я аж спросонья глазам неповерила. Слушай, ты ничего там ненатворил?
–Не-е-ет,– протянулон, ссамым невозмутимым видом оглядывая весь тот беспредел, что творился вгостиной напервом этаже.– Счегобы я что-то творил, Поль.
–Хорошо… Макс, ты серьезно писал пролюбовь?
–Конечно.– Он даже кивнул, хотя она его кивка, понятное дело, невидела.
–Я тоже тебя люблю! Очень…– вдруг сказалаона.
Ина душе Максима мгновенно потеплело. Вгруди разлилась волна дикого, концентрированного удовольствия, каквсегда бывало, когда Полина говорила ему очувствах.
Он так разомлел, что даже пропустил то, что она сказала дальше. Уловил лишь последние ее фразы:
–Так, какраньше, нельзя. Нам надо серьезно поговорить, как-то поменять отношения, сгладить углы…
–Поменяем, сгладим,– тутже пообещалон.– Нио чем непереживай, поспи еще немного, малышка. Тебе надо набраться сил. Вечером тебя заберу, исразу начнем все сглаживать.
–Целую тебя,– ответилаона.
Втелефонной трубке послышался чмок.
–Ия тебя,– сказал Максим.
Наэтом Полина положила трубку.
Максим еще немного постоял, поглазел нажуткий бардак, который самже иустроил.
Он незнал как, ноему необходимо все привести вбожеский вид кмоменту, когда Полина вернется.
Единственным нетронутым островком вгостиной остался диван икресло рядом. Максим подошел ккреслу, где Полина так любила сидеть скнижкой, погладил ее подушку. Маленькая– тридцать насорок, ноее самая-самая любимая. Набитая лебяжьим пухом, подаренная ее бабушкой. Наволочку дляэтой подушки жена сшила сама, даже вышила набежевом шелке гладью букет сирени.
Пожалуй, это была единственная подушка вдоме, скоторой он неснял наволочку, непроверил. Все потому, что именно ее жена запретила трогать.
«Потому что ты– свин!»– объявила она ему когда-то.
Аон всего-то пролил нанее томатный сок, пока смотрел футбол вгостиной.
Максим несобирался проверять эту подушку. Просто взял вруки, прижал кгруди, какбудто это Полина.
Внутри что-то зашелестело.
Нехарактерный звук дляподушки, набитой лебяжьим пухом.
«Хочешь что-то спрятать– оставь это навиду»,– вспомнил он главное правило, какому его учили приобысках.
Дольше недумая, Максим рванул молнию нанаволочке, стащил ее ивскоре обнаружил, что вткани, изкоторой сшита подушка, есть отверстие. Внутри кроме пуха определенно было что-тоеще.
Засунул руку, достал.
Один листок, второй, третий… Десятый!
Всего их набралось двадцать семь.
Двадцать семь листков, вырезанных изтетради вклетку. Каждый лист– отдельное письмо.
«Здравствуй, мой Великан!
Надсмотрщик спит, ая пишу тебе, потому что очень скучаю.
Очень хочу опять ктебе сбежать, ты ждешь?»
Максим прочитал первое ипозеленел.
Кто надсмотрщик– это ясно. Авот кто Великан?
–Стоп, это писала неПолина!– попытался он себя уверить.
Почерк похож, да. Ноэто неможет быть ее рука, ведь она любит своего мужа. Любитже?
Максим помчался накухню.
Среди вороха скинутых сполочек вещей нашел тетрадь, куда Полина записывала особенно понравившиеся рецепты изинтернета. Стал сравнивать почерк.
Таже «д», витиеватая «б», аккуратные «о» и«а», тотже наклон, размер букв. Почерк уПолины был совершенно особенный, каллиграфический.
–Подделка!– упрямо взревелон.
Нокому это нужно? Адаже еслибы кто-то стал это делать, ну подделалбы одно письмо, два, вкрайнем случае пять. Зачем напрягаться надвадцать семь листков? Это нелогично.
Максим положил письма настол, сел истал читать их одно задругим.
«Я так хочу тебя, мой любимый! Хочу прижаться ктебе всем телом, шептать тебе наухо, какты мне дорог, какнужен…»
Дальше больше.
Вписьмах описывались весьма откровенные сексуальные фантазии. КакПолина хочет, чтобы Великан ее взял, что наденет дляих тайного свидания, скаким удовольствием сбежит кнему отнадсмотрщика.
Максим давился этими письмами. Читал изадыхался.
Все можно подделать: почерк, стиль… Ноне словарный запас! Дляэтого какминимум нужно было забраться Полине вголову. Все это были ее слова. Сколько раз она ему говорила подобное, используя практически теже фразы. Разве что никогда неназывала его Великаном.
Вписьмах упоминались события, даже времена года. Изчего он сделал вывод, что писались они многие месяцы.
Получается, его любимая верная девочка скакала накаком-то переростке чутьли невсе время, пока была заним замужем?
Максим просидел накухне много часов, изучая письма. Наработу непошел. Вообще никуда непошел, поглощенный адским пламенем ревности, разрываемый болью предательства.
Двадцать семь ножевых ударов вспину.
После такого его чувство кПолине неподлежало восстановлению.
Она такаяже гулящая тварь, каки его мать…
Один водин!
Какон умудрился жениться накопии той, кого всю жизнь ненавидел?
Время неумолимо шло. Перевалило заполдень.
Вскоре позвонила Полина.
Он взял трубку наавтомате.
–Макс, мне сказали, уже можно собираться домой. Ты заберешь меня?– спросила жена.
Максим завис наэтой ее просьбе. Забрать ее домой? После всего?
Впрочем, он хотел, чтобы она приехала. Хотябы длятого, чтобы посмотреть ей вглаза испросить, что такого хренового он ей сделал, раз она так сним поступила.
Пусть она постарается ему хоть как-то объяснить наличие вдоме писем чужому мужику.
–Я вызову тебе такси. Жду дома, Поля.
Он положил телефон настол ипошел искать дляжены чемоданы. Они ей явно пригодятся, когда он выставит ее издома спозором.
Глава 10. Ее письма
Полина собиралась домой инервничала, сама непонимая почему.
