Маркиз пристально взглянул на друга:
– Молодой Уильям Бентон – козырная карта в моей игре, Оставь его мне, будь добр.
Прайс вздохнул:
– Как бы я хотел, чтобы ты не втягивал меня в свои безумные затеи!
– В самом деле?
– Да. Ведь ты настоящий дьявол.
– Спасибо, Прайс. Ты очень любезен. – Джек рассмеялся и добавил: – К тому же она сама виновата, ведь так?
– У нее имелись веские основания не говорить с тобой. И это далеко не повод, чтобы губить репутацию девушки.
Вероятно, Прайс был отчасти прав. Вчера, где-то между четвертой и пятой бутылками портвейна, Джек решил: оскорбительным был вовсе не отказ разговаривать с ним, а то, что она отказывалась признать их влечение друг к другу. А ведь взаимное влечение действительно возникло, и сегодня он это почувствовал, когда она посмотрела ему в глаза.
– Мне показалось, что мисс Бентон не узнала тебя, Прайс, – проговорил маркиз. – Так ты сказал, что давно уже домогаешься ее?
– Ничего подобного! Насколько мне помнится, я сказал, что на нее приятно смотреть, вот и все.
Джек невольно усмехнулся. «Что ж, пусть смотрит, – подумал он, покосившись на приятеля. – А вот я… я преподам ей хороший урок, который она запомнит на всю жизнь. И если все пойдет так, как задумано, то непременно настанет тот вечер, когда я буду вознагражден за все свои труды».
– Наш молодой осведомитель сказал, где будет его сестра сегодня вечером?
– В опере. «Кадм и Гармония», по-моему, – ответил Прайс. – Композитор – Люлли.
– Ах, опера!.. – вздохнул маркиз.
– Да, опера.
– Проклятие! – Джек ударил тростью по сапогу. – Впрочем, у меня все еще есть ложа, если не ошибаюсь.
– Но ты не пользовался ею уже несколько лет.
– Верно. Потому что она так хорошо смотрится, когда в ней никого нет. А вот Таррингтон жаждет заполучить ее.
Прайс усмехнулся:
– Она ему понадобилась лишь после того, как ты пригласил в эту ложу его любовницу.
– Обворожительная женщина эта Амелия. И весьма смелая. – Маркиз взглянул на Прайса. – Полагаю, ты не имеешь желания пойти вместе со мной?
– Предпочел бы заболеть чумой.
– Но мне не очень-то удобно идти одно… – Джек внезапно замолчал, потом с улыбкой добавил: – Ха, иногда я бываю очень сообразительным.
– О чем ты?
– Антония. Я могу познакомить ее с Уильямом. Попозже.
– В таком случае ты непременно отправишься в ад.
Джек с усмешкой кивнул:
– Что ж, очень может быть. И если ты не хочешь немного поразвлечься, то уходи. Но имей в виду: тебя больше не пригласят.
Прайс пожал плечами:
– А кто же напомнит тебе, как скверно ты себя ведешь?
Джек весело рассмеялся:
– Кто напомнит? Весь Лондон, приятель! – «И одна молоденькая красавица», – мысленно добавил маркиз.
Ложа, находившаяся рядом с ложей лорда и леди Сэнфорд, по-прежнему оставалась пустой. Давали «Кадма и Гармонию» – самую нелюбимую Лилит французскую оперу, и она невольно позавидовала отсутствующим хозяевам соседней ложи.
– Лилит, выпрямись.
Девушка с раздражением взглянула на тетку:
– Я сижу прямо.
– Что ж, надеюсь, что так. Герцог Страттон смотрит на нас.
Лилит окинула взглядом зал. Из роскошной ложи в верхнем ярусе на противоположной стороне на нее был направлен театральный бинокль. Она поспешно отвела глаза и стала смотреть на сцену.
– Терпеть не могу, когда на меня смотрят, – прошептала она. – Это так невежливо…
– Ну так сострой ему рожу, – прошептал, наклонившись к ней, Уильям.
Лорд Хэмбл, сидевший в глубине ложи, тронул сына за плечо и проворчал:
– Идиот.
– Ох… – Уильям откинулся на спинку кресла, обвел взглядом зал. Потом вдруг покосился на сестру и, указав на соседнюю ложу, прошептал: – Будь я проклят… Ты только посмотри туда.
Лилит посмотрела – и чуть не выругалась самым неподобающим для леди образом. Ложа уже не пустовала, – очевидно, маркиз Дансбери обожал оперу.
И действительно, Джек Фаради не сводил глаз со сцены. А рядом с ним, с голубым плюмажем на голове, без сомнения, стоившим жизни нескольким страусам, сидела миниатюрная темноволосая женщина, Ее потрясающее ожерелье из сапфиров блестело в тусклом свете газовых ламп. Не замечая взглядов и шепота, поднявшегося в других ложах и в партере, эта пара тихо переговаривал ась, следя за происходящим на сцене.
Лилит то и дело посматривала на маркиза, ожидая, что он вот-вот совершит… нечто безобразное. Теперь ее уже совершенно не интересовала опера, ведь этот ужасный человек сидел так близко от нее! «Но почему же он ни разу на меня не взглянул?» – мысленно удивлялась Лилит.
Антракт наступил раньше, чем она ожидала, и Лилит поспешно поднялась, чтобы скрыться в тени, в глубине ложи. – Что же ты делаешь? – проворчал ее отец, когда она нечаянно наступила ему на ногу.
– Ох, папа, прости.
– О, мисс Бентон! – раздался голос из соседней ложи.
Лилит невольно вздрогнула и повернула голову. Маркиз, перегнувшись через барьер ложи, с улыбкой смотрел на нее – причем смотрел так пристально, что она вдруг почувствовала себя обнаженной.
– Милорд… – Лилит чуть присела в реверансе и отвернулась.
Однако Уильям встал и поспешил пожать Дансбери руку.
– Но позвольте… – Тетя Юджиния надменно взглянула на маркиза.
– Вы уже уходите, миледи? Как жаль, – с улыбкой проговорил маркиз.
Лилит едва удержалась от смеха. Так с Юджинией Фарлейн еще никто не разговаривал, хотя ей часто хотелось заговорить с тетушкой именно так.
– Стивен! – воскликнула Юджиния, взглянув на брата.
– Я не хочу неприятностей, Дансбери, – вставая, проворчал виконт.
– И я не хочу, Хэмбл. Я лишь хотел поздороваться с вашей дочерью и еще раз поблагодарить ее за мудрое высказывание, которое она сделала вчера на званом вечере. Оно полностью перевернуло всю мою жизнь.
Лилит вспыхнула и пробормотала:
– Но я не…
Тут отец взял ее под руку и повел к двери. Обернувшись, сказал:
– Прощайте, Дансбери.
Лилит с отцом вышли в узкий коридор, и тут же к ним подошла Юджиния.
– Лилит, ты думаешь, что делаешь?! – Лицо тети исказилось от гнева. – Ты и в самом деле говорила с ним?
– Он солгал! – выпалила Лилит. – Я не разговаривала с…
– Довольно, – перебил отец. – Пойдем, Уильям.
