—Я хотела сейчас его увидеть… он обещал…— опускает голову и прикусывает губу.
Чёрт… только нет это. Не хочу, чтобы Машка ехала на операцию такая расстроенная. Тем более не хочу, чтобы она перед ней плакала.
Ей и так там придётся пережить невесть что. Господи, от одних только мыслей о том, что она будет там лежать совершенно одна, лицом вниз в окружении незнакомых людей, которые будут её резать, мне грудную клетку разрывает, как будто мне самой туда без наркоза скальпелем тычут.
Обещала же себе, что не буду лазить в интернет и смотреть как проводят подобного рода операции и всё равно полезла. Хорошо, что хотя бы прочитать не так много успела, потому что Кирилл отобрал у меня телефон. Но мне всё равно хватило, чтобы всю последующую ночь провести без сна…
—Мы можем ещё немножко подождать? Хотя бы пять минут?— умоляюще смотрю на врача.
—К сожалению нет. У нас план операций на весь день расписан. После Маши есть ещё детки, которые ждут своей очереди.
—Машуль, прости,— выдыхаю, поджимая губы.
Боже, чувствую себя отвратительнее некуда. Видеть Машу такой грустной просто невыносимо. Я и сама сейчас позорно разрыдаюсь от того, насколько мрачное у неё выражение лица.
—Стрельниковы, у вас это что семейное — по любому поводу хныкать?— слышу за спиной знакомый голос.
—Кирилл!!!— вопит Машка, когда в дверном проёме показывается Горский и тут же толкает к нему коляску, растягивая беззубый рот.— А я думала, что ты не приедешь. А ты знаешь, что у меня ещё один зуб ночью выпал! Вот, смотри,— оттягивает пальцем щёки, демонстрируя новую дырку.
—Ого, да ты такими темпами скоро совсем без зубов останешься. Придётся как бабульке на кашу переходить.
—Не останусь. У меня уже новый растёт. Я его языком чувствую. А что это у тебя такое?— кивает головой на то, что Горский держит в правой руке.— Палки какие-то…
—Это, Маруся, не палки, а костыли,— подмигивает, показывая их ближе.— Вот смотри, здесь фиксируется плечо, а тут нужно руками держаться. После операции будешь с ними расхаживаться.
—Это мне? Правда???
—Тебе, тебе. Только не обольщайся, на костылях долго филонить не дам. Это только на первое время, а дальше уже сама своими ножками,— теребит Машу за острую худую коленку.— И ещё кое что у меня для тебя есть,— достаёт из пакета небольшого плюшевого Мишку в красной шапке и такого же цвета шарфе.— Увидел его в витрине магазина, когда сюда ехал. Мишка для Машки.
—Какой красиииивый,— пищит Маша, хватая в руки игрушку и прижимает его к своему худющему тельцу.— А можно я его с собой на операцию возьму? Ну пожалуйста!
Не понос, так золотуха. Если сейчас Маша расплачется из-за того, что ей не дали взять с собой мишку, моя психика точно этого не выдержит.
—Маш, ты знаешь, что такое медвежья болезнь?— спрашивает Кирилл, с абсолютно серьёзным лицом сев рядом с ней на корточки.
—Нет. А что это?
—Это когда медведь от страха начинает гадить дальше чем видит. Так вот, ты же не хочешь, чтобы твой Мишка от страха всю операционную обгадил? Это ты будешь спать, а на него больница наркоза не выделила. Так что давай-ка он лучше здесь тебя подождёт, договорились?
—Ладно?— улыбается, усаживая игрушку на комод рядом с кроватью.
—Ну вот и отлично. Тогда давай на ручки и погнали.
Подхватывает Машу на руки и сам укладывает её на каталку.
Тут же подскакиваю следом и хватаю сестру за руку, пока санитары не успели вывезти её из палаты.
—Маш, всё будет хорошо. Ты главное не нервничай и делай всё, что говорит тебе врач, договорились?
—Всё — это что? Лежать и дышать?— хихикает, и от её счастливого лица я тоже начинаю улыбаться.
—Всё правильно. Лежи и дыши. И не забудь начать считать по команде.
—Да знаю я всё, Лиз. Не первый год замужем.
—Господи, откуда ты таких словечек понабралась?
—Из интернета.
—Я тебе этот интернет отрублю, обещаю,— кричу, Маше вдогонку, когда её уже вывозят из палаты.
—Не вырубишь. Ты всегда только пугаешь. Проследи за моим Мишей пока меня нет. Я решила, что это мой талисман.
—Прослежу, Маш. Обещаю,— говорю в пустоту, потому что Маша в этот момент уже скрывается за закрывающимися дверьми лифта.
Глава 50
Четыре часа. Уже даже четыре часа и пятнадцать минут прошло, а Машку из операционной до сих пор не вывезли!
Я не понимаю, почему так долго?! Врач говорил, что весь процесс займёт 3–4 часа и задержки возможны в случае форс мажора!
Значит, что-то случилось?! Тогда почему мне не говорят ничего?!
Чёрт!!! Хоть бы одна медсестра спустилась! Хоть словечком бы обмолвились о ходе операции. Так нет же, как назло на этаже вообще никого нет, будто здесь все вымерли! Даже пациенты по коридорам не бродят. Да, чёрт побери, даже козявочник Макс Новиков за сегодня ни разу не вышел из палаты!
—Прекрати.
—Что?— оборачиваюсь и смотрю на Кирилла, сидящего на подоконнике и разглядывающего Машкины рисунки.
—Прекрати, говорю.
—Ходить туда-сюда? Раздражает?
—Нет, ни сколько. Хочешь ходить, ходи если тебе так легче. Я имел ввиду перестань в голове своей всякую чушь крутить. Зачем ты себе нервы зря трепишь?
—С чего ты взял?
Вздохнув, откладывает в сторону рисунки и слезает с подоконника. Подходит ко мне вплотную, взяв за плечи, разворачивает к себе спиной и прижимает к груди, упираясь подбородком мне в плечо.
—Лизок, ты так громко думаешь, что мне уже уши заложило,— шепчет и прикусывает мне мочку.
—Очень смешно. Я просто переживаю, неужели ты не понимаешь? Машу слишком долго оперируют.
—Лиз, ну ей же не аппендицит вырезают. Это операция на позвоночник, а не стандартная лапароскопия. Она не пять минут занимает.
—Это ты типо так меня успокаиваешь? У тебя, знаешь ли, хреново получается.
—Даже не пытался. Я просто объясняю тебе положение вещей. Операция длительная, и врач тебя об этом предупреждал.
—Он сказал, что она должна занять от силы четыре часа. А уже пятый пошёл! Значит, что-то случилось!
—Он не так сказал. Не надо выдумывать и деформировать слова хирурга. Это не сеанс массажа, тебе здесь точное время никто назвать не может. Так что давай, Лизок, выдыхай и прекращай накручивать. Всё будет хорошо. Тебе же сказали, что риски минимальны.
—Вот именно,— разворачиваюсь и, прикусив губу, смотрю на Кирилла.— Минимальны! Значит, они всё-таки есть!
—Боже, ты меня с ума сведёшь когда-нибудь,— закатывает глаза.
—Я просто волнуюсь. Неужели не понятно?
