—Хоз расчётами у нас занимается администратор. Я исключительно по медицинской части.
—По медицинской?— моментально напрягаюсь.— Мне по телефону сказали, что с Машей всё хорошо…
Почему-то вдруг резко бросает в пот и дышать становится трудно. Подхватываю со стола брошюру и начинаю обмахивать ей горящее лицо.
Чёрт, я так и думала. Так и думала, что что-то случилось. Иначе зачем бы меня именно хирург к себе вызывал?!
—Елизавета Алексеевна, не надо так нервничать. Ухудшения в состоянии вашей сестры не наблюдается,— Сергей Витальевич подхватывает стоящий на столе графин, наливает в стакан воду и сам вкладывает его мне в руку.— Выпейте.
Делаю три жадных глотка, параллельно следя за тем, как хирург достаёт из выдвижного ящика файл с какими-то бумагами и выкладывает их на столе.
—Мы провели Марии ряд обследований. И на последнем МРТ позвоночника, заметили осколок, засевший в крестцовом отделе. Вот видите?
Наклоняюсь над бумагами и смотрю не маленькую точку на снимке, на которую показывает пальцем врач.
—Ничего не понимаю… Что это?
—Скорее всего, осколок кости. Но точно смогу сказать только после операции.
—Операции? Машу снова будут оперировать?— отставляю стакан в сторону.— Подождите, я ничего не понимаю. А почему сразу этот осколок не заметили? Ведь ей же делали МРТ в государственной больнице. Я привозила вам заключение…
—Осколок маленький. Его в принципе разглядеть трудно. Что касается государственной больницы, то, скорее всего, их аппарат просто не обладает должной мощностью. Также многое зависит от специалиста, расшифровывающего снимки.
—Так…— закрыв глаза, медленно выдыхаю.— Хорошо, я поняла. Осколок. И что это значит? Чем это грозит Маше?
—Я бы поставил вопрос иначе. Елизавета Алексеевна, я хочу, чтобы вы сейчас внимательно меня послушали,— сложив руки в замок, наклоняется над столом.— Я не обещаю вам стопроцентный результат. К сожалению, организм человека вещь очень непредсказуемая…
—Я… я не понимаю, что вы имеете в виду,— бормочу растерянно.
—Осколок сдавливает Маше нервные корешки. И очень велика вероятность того, что если мы проведём операцию, то к вашей сестре вернуться двигательные функции.
Перед глазами словно рой мух начинают мелькать мелкие чёрные точки. Дрожащей рукой хватаю стакан и осушаю его полностью, попутно проливая на себя добрую треть воды.
—Вы… вы серьёзно?— нервно сглатываю, переводя взгляд на врача.
—Такими вещами я не шучу.
Подскакиваю из-за стола и начинаю нервно расхаживать по кабинету. В голове каша полнейшая, но единственная, самая важная мысль в ней отложилась.
Машка снова сможет ходить!
—Хорошо,— упираюсь ладонями в стол.— Что от меня нужно? Согласие на операцию подписать?
—Согласие, разумеется, необходимо. И ещё… Елизавета Алексеевна, как вы понимаете, данная операция не входит в перечень стандартных процедур и оплачивается отдельно.
—Сколько?— спрашиваю, дрожа от нервов.
Напряжённо смотрю на то, как Сергей Витальевич отрывает лист самоклеющейся бумаги и пишет на нём сумму.
Сколько бы это ни стоило, я найду эти деньги. Всё сделаю, чтобы Машка снова пошла.
—Это сумма самой операции. Послеоперационный бандаж и восстановительные медикаменты клиника вам предоставит бесплатно. Я пробью для вас квоту.
Хватаю лист бумаги и пробегаюсь взглядом по цифре, тяжело выдыхая.
Боюсь, чтобы достать такую сумму, мне придётся продать обе почки и селезёнку в придачу…
Глава 27
—Ну что ты всё гипнотизируешь это платье? Ты так на работу опоздаешь. Надевай давай.
—Не хочу,— перевожу хмурый взгляд на Еву.
—Можно подумать, у тебя есть выбор,— закатывает глаза.— Всё равно придётся надеть.
Придётся. И это бесит больше всего.
Проклятый гад! Специально же выбросил мою рабочую одежду, чтобы не оставить мне другой альтернативы. Всё предусмотрел!
Я уже во всех красках представляю какое самодовольное выражение будет на его лице, когда я приду на работу в подаренном им платье.
И так и хочется обломать ему весь кайф! Взять деньги из неприкосновенного запаса, пойти в магазин и купить себе новую блузку и новую юбку.
Только вот деньги эти не мои, а Машкины. И брать я их не могу. Более того, в кратчайшие сроки я к этой сумме должна волшебным образом «пририсовать» ещё парочку нулей…
—Ты уже думала?
—Что?— вынырнув из тяжёлых мыслей, рассеянно смотрю на Еву.— О чём ты?
—Видимо о том же, о чём ты сейчас так напряжённо размышляешь. Ты решила, что делать с деньгами?
Блин, да я всю ночь об этом думала. Заснуть всё равно не получалось.
—Я не знаю, Ев,— выдыхаю, падая на кровать рядом с проклятым платьем.— Я поговорила вчера с врачом. Он сказал, что клиника готова пойти мне на уступки и разбить платёж на несколько частей, чтобы я смогла выплатить сумму постепенно. Но первоначальный взнос я должна внести до операции. И это порядка сорока процентов от общей стоимости… Я вот думаю, в принципе, если я продолжу работать в баре и буду брать сверхурочные, то…
Замолкаю, не закончив фразу, потому что понимаю, даже в этом случае мне денег не хватит. Ещё же за Машино содержание в клинике надо платить…
Чёрт, мне даже продать ведь нечего! Ну разве что реально начать распродавать органы…
—Ладно,— подскакиваю с кровати.— У меня ещё есть время. Я что-нибудь обязательно придумаю. А сейчас надо на работу собираться.
Беру в руки проклятое платье и быстро натягиваю на себя. Специально поворачиваюсь к зеркалу боком, но глаза всё равно так и тянутся к собственному отражению.
Красиво. Реально красивое платье, и на мне оно село как влитое. И это тоже бесит! И то, что ткань явно дорогая и качественная, и то как мягко оно обтягивает бёдра, словно вторая кожа, делая их визуально более округлыми, а ноги более длинными. И то, как оно подчёркивает талию. И то, что мне, чёрт побери, самой оно нравится!
Всё это бесит!
—Лиз, ну что ты такая хмурая? Платье ведь и правда классное.
—Да потому что, Ева! Потому что этот козёл его специально для себя выбрал! Чтоб пялиться на меня, когда я в нём буду по офису расхаживать!
Гад озабоченный!
Хватаю со стола резинку для волос и завязываю на затылке тугой хвост. Лежащую рядом тушь для ресниц намеренно игнорирую.
Пойду на работу страшная и бледная как поганка. Пусть обломится! Вытаскиваю из шкафа свои старые капроновые колготки и быстро их натягиваю. Хорошо хоть это у меня имеется. И туфли я тоже свои надену! Китайские лабутены, как Горский их называет.
