— Если ты не хочешь выходить замуж за Монтроуза, тебе стоит лишь сказать об этом. При этом вовсе не нужно напиваться до беспамятства и рисковать собственной репутацией.
— Я сделала это не потому, что расстроилась из-за разговора с Александром. Просто я вообще никогда не совершаю сколько-нибудь значимых поступков.
— Я не могу хвалить тебя за интерес к алкоголю, моя дорогая, — раздался за спиной Терезы голос бабушки Агнес, — но очень рада, что ты не смогла окончательно задавить тот бунтарский дух, что всегда присутствовал в твоей душе.
— Но ведь я же поступила дурно?
— Сейчас я могу сказать тебе только то, что удовлетворять свои желания следует по крайней мере постепенно. Ведь если ты будешь искать на свою голову приключений, они непременно сами найдут тебя.
— Не слишком обнадеживающе. — Тереза сглотнула. — А как быть со скандалом? Если кто-нибудь увидит, как я разговариваю с Толли…
— Я бы предложила решать проблемы по мере их возникновения, — перебила внучку Агнес.
— И больше никакого алкоголя, — добавил Майкл.
Тереза переводила взгляд с бабушки на брата. Конечно, она сама постоянно была одержима соблюдением правил приличия, но их спокойное отношение к тому, что всего несколько недель назад заставило бы ее плакать от стыда, продолжало удивлять Терезу.
Она пришла к выводу, что страдать от косых взглядов гораздо проще, нежели пережить трагедию, которая произошла в ее жизни. Очевидно, Толли чувствовал то же самое, иначе не надел бы вчера свой великолепный мундир. И если она хочет еще раз поговорить со своим другом, который вот-вот окажется в водовороте скандала, то, наверное, стоит попробовать.
Глава 15
Кто из нас не хотел сорвать с головы шляпку и подставить лицо ветру? Ощущение чудесное, но красные обветренные щеки станут признаком вашей неосмотрительности. Безрассудное удовольствие имеет свою цену.
«Руководство для леди по благопристойному поведению»
— Ну и сколько еще мне вас катать? — недовольно поинтересовался Лакаби, вновь разворачивая кресло. — У меня уже мозоли на ладонях.
Бартоломью посмотрел на карманные часы.
— Вы же говорите, что обычно Веллингтон пунктуален. Дам ему еще двадцать минут. Если он не появится и тогда, мне придется либо искать иной способ встретиться с ним, либо отправиться в штаб конногвардейского полка в поисках союзников.
— Там вам ничего не скажут, если Ост-Индская компания уже поделилась с ними барышами.
— Знаю. Но в штабе могут храниться документы, подтверждающие мои слова.
— В соответствии с которыми они будут выглядеть лжецами.
— Но я же не сказал, что войду в штаб через парадный вход, — возразил Бартоломью.
— Думается мне, они были бы гораздо счастливее, если бы вас убили, полковник. Нет человека — нет проблемы.
Подобная мысль уже приходила в голову Бартоломью. Это была еще одна из причин, благодаря которой он желал, чтобы о его присутствии в Лондоне не забывали. Он не хотел бы сгинуть, не сказав последнего слова.
Бартоломью вновь взглянул на ворота Эпсли-Хауса. Несколько недель назад он почти жалел о том, что не гниет вместе со своими людьми в том проклятом колодце. Но, назвав его лжецом, Ост-Индская компания вынудила полковника начать решительные действия.
Два одетых в ливреи грума распахнули узорчатые кованые ворота, из которых появилась сверкающая черная карета. Дьявол. Бартоломью не надеялся, что Веллингтон отправится на завтрак пешком, но останавливать экипаж в его планы не входило.
— Толкните кресло, — приказал Бартоломью.
— Прошу прощения?
— Толкните меня на дорогу.
— Но вас задавят.
— Сейчас же, Лакаби!
Камердинер повиновался. Кресло выкатилось на дорогу и остановилось прямо перед каретой, запряженной четверкой лошадей. Камердинер отскочил в сторону, но Бартоломью даже не подумал сдвинуться с места. Он уже встречался со смертью лицом к лицу, и она не могла его напугать. Карета резко затормозила.
— Вам что, жить надоело? — крикнул кучер.
Бартоломью сделал шаг вперед.
— Прошу прощения, — произнес Толли. — Я хотел бы перекинуться парой слов с его светлостью.
— Его светлость не разговаривает с каждым, кто встает у него на пути. Отойдите, а не то…
— Достаточно, Смит.
Дверца кареты распахнулась. Слуга, сидевший на козлах рядом с кучером, поспешно спрыгнул на землю и разложил откидные ступеньки. Сначала на ступеньках показалась нога, обутая в сапог, а потом из кареты вышел и сам герцог Веллингтон, одетый в серые бриджи и голубой сюртук.
— Мой кучер просто осторожен, — пояснил герцог, и его проницательный взгляд скользнул по фигуре Бартоломью и креслу. — В прошлом меня не раз пытались убить.
— Меня тоже собирались уничтожить. Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
— Я знаю, кто вы такой, полковник Джеймс, но не стану ввязываться в дискуссию с представителями штаба конногвардейского полка или Ост-Индской компании. Они были для меня бесценными союзниками и могут пригодиться в будущем.
Бартоломью все понимал.
— Говорят, политика — весьма опасное поле боя, ваша светлость.
— И с небольшим числом побед. Я… — Герцог замолчал и устремил свой прожигающий насквозь взгляд на другую сторону улицы. — Лакаби, старый пес. Ты ли это?
Камердинер подошел ближе.
— Я с трудом узнал вас, ваша светлость. У вас на груди теперь столько наград, что и не сосчитать.
— Стало быть, теперь ты служишь у полковника Джеймса?
Лакаби гордо выпятил грудь:
— Да, и очень горжусь этим. Он намерен отстоять честное имя своих павших товарищей, чтобы они остались в памяти как герои. Не меньше.
Взгляд холодных серых глаз вновь перекочевал на Толли.
— Что ж. Немного найдется людей, с которыми вы смогли бы обменяться воспоминаниями, полковник. Более того, вы вообще можете оказаться единственным свидетелем событий. — Герцог еле заметно сдвинул брови. — Вы живете в Джеймс-Хаусе?
Вопрос прозвучал скорее как утверждение, но Бартоломью все равно кивнул:
— Да.
— Помнится, у меня были кое-какие старые записи. Правда, не знаю, насколько они могут быть вам полезны. Я пришлю их вам вечером.
— Благодарю вас.
— Вы недалеки от того, чтобы нажить себе весьма могущественных врагов, полковник. Взвесьте все хорошенько, прежде чем начнете действовать. Не многие смогут выстоять против таких противников. А у вас к тому же всего одна здоровая нога.
В последний раз бросив взгляд на Бартоломью, герцог забрался в карету и постучал по крыше. Лакаби убрал кресло с дороги, и карета покатила по булыжной мостовой. Полковник, хромая, переместился на тротуар и посмотрел вслед удаляющейся карете.
