—Понимаю, гражданин следователь,— тихо сказал арестованный, стиснув пальцы на коленях.— Что я должен делать?
—Когда вас завербовали и привлекли к антисоветской деятельности?
—Еще в конце сорок первого. Когда я бежал из военного эшелона. Дезертировал… Немец тогда далеко продвинулся, на юге меня поймали какие-то люди, поняли, кто я, и пообещали сдать в военную комендатуру, я испугался, меня могли там же к стенке поставить, такие дела были. А эти меня вроде как спасли. А потом я с ними мост взорвал. Сам не знаю, как я ввязался в эти дела. Жить хотелось, смерти боялся, а они говорили, что не надо бояться. Война продлится еще месяц или два, а потом все вздохнем свободно без коммунистов. Поверил, стал помогать.
—Значит, вы противник советской власти? Идейный борец?— Шелестов присел на крышку стола и сложил руки на груди.
—Нет,— помедлив, ответил Русаков.— Никогда даже не думал об этом, а тут… вроде как перед фактом поставили. Поверил им. Думал, раз и правда нас победят через месяц или два, так лучше начать приспосабливаться. Не кривлю душой, как есть все рассказываю. Как на душе было, так и говорю.
—Сколько человек в вашей группе, лично ваше положение в ней?
—Точно не знаю сколько. Но так мне показалось, что человек десять точно есть. Положение? Да нет никакого положения. Иду, куда пошлют, делаю, что прикажут. Ослушаться — значит получить пулю в лоб. У нас одного шлепнули. Попытался ерепениться. И остальным сказали, что выхода у нас нет. Либо беспрекословно выполнять приказы, либо пуля от них, либо… от вас, стало быть.
—Задача группы?
—Рвануть нефтеперерабатывающий завод. Тот самый, на котором отец этих детей работает. Его надо было заставить показать, где надежнее всего взрывчатку заложить, чтобы урон посерьезнее нанести. Ну и сколько взрывчатки, значит, закладывать.
—Где взрывчатка?
—Нет ее еще. Точнее, она есть, но где-то в одном месте заготовлена, еще с прошлой войны там сложена в большом количестве. Придет группа из-за границы. Люди из нее и будут руководить операцией. Вроде как они знают место, где взрывчатка спрятана.
—Когда придет группа из-за границы?
—Не знаю, гражданин начальник, Христом Богом клянусь, не знаю. Но думаю, что скоро уже, раз нам приказали активизироваться с инженером Гореловым.
—С другими группами связь есть?
—Не знаю, это только старший наш знает, Хромой его зовут. Нас держат только для выполнения задания.
—Что вы слышали о группе, заброшенной к нам на парашютах?
—На парашютах?— Русаков удивленно посмотрел на Шелестова.— Не слыхал про таких.
—Где ваша группа базируется, где искать Хромого?
—Квартира в городе есть, мы там часто ночуем. А вообще в лесу место есть одно. Что-то у охотников в прежнее время там было, типа летника какого-то охотничьего или еще чего. Домишки летние, навесы, сушили там травы, шкуры выделывали все лето. Все погнило за многие годы, один только каменный дом остался. Вот в нем у нас начальство в основном и базируется.
Сосновский сидел у костра, зажав рукой щеку, и мерно покачивался из стороны в сторону. Он покурил, стараясь дымом согреть больной зуб. Есть такая мистическая вера, что боль от курения уменьшается. Японцы поглядывали на него, кто-то усмехался. Один остряк даже показал конец бечевки, которую предлагал знаками привязать к больному зубу, а потом дернуть. Михаил только морщился и снова сидел один на один со своей болью.
Настя неторопливо прошла по лагерю, подсела к нему и, толкнув под локоть, протянула фляжку со спиртом.
—Очень правдоподобно,— еле шевеля губами, проговорила она.— Я даже поверила. Возьми, сделай вид, что полощешь больной зуб. Полощи, но не сплевывай. Русские не могут так обращаться с водкой. Глотай и слушай. Мне кажется, мы движемся к Приморью. Я мельком успела глянуть на карту и на наш маршрут. Что там стратегически ценное имеется? Военно-морская база во Владивостоке?
—Кто их туда пустит?— проворчал Михаил, морщась, но глотая водку.— Откуда вышел, туда и вернулся. На Артемовскую ГРЭС они нацелились. Это энергетическая система края, это питание и военной базы, и предприятий и, что немаловажно, Артемовского угольного месторождения.
—Плохо,— покачала Настя головой.— О нас никто не знает, нас никто не ищет, а у Икэды назначена встреча с кем-то, кто приведет нас к одному секретному месту. Там большой склад взрывчатки в тайге. Вот такие дела, Мишенька.
—Как ты меня назвала?— Сосновский потряс в воздухе возле уха фляжкой, пытаясь определить, сколько внутри осталось водки.
—Если ты думаешь, что мое отношение к тебе помешает выполнению долга или моей работе, то ты ошибаешься. Это разные вещи, но не взаимоисключающие.
—Это самое деловое и серьезное, я бы сказал, высокопрофессиональное признание, которое я когда-либо слышал в жизни,— сказал Михаил и картинно снова положил голову на свою руку.— А пессимизм твой неуместен, милая. О нас уже знают и нас ищут. И я не думаю, что твоему полковнику позволят приблизиться хоть к одному стратегически важному объекту. Ты думаешь, откуда я тут взялся? Экскурсия твоего японского друга имеет выход на большую политику, а у нас в конторе за ней ой как следят. И денно и нощно!
—«Милая»,— с усмешкой Настя повторила слова Сосновского.— Не знаю, сколько нам с тобой жить осталось. Икэда мне верит, очень верит. Но и от меня он, может быть, захочет избавиться, как от лишнего свидетеля.
—Очень я сомневаюсь. Тем более если он ждет больших событий здесь, то ты ему очень нужна. А вот я вряд ли.
—Я тебя ему не отдам,— мрачно заявила Настя.
—Не дури, девочка.— Голос у Михаила был уставшим, но все равно полным решимости и воли.— Если что, ты даже не думай вмешиваться. Тебе важно сохранить свое положение, ни в коем случае не раскрыться! У тебя положение не только в группе Икэды, у тебя положение, прочное положение в эмигрантском центре в Харбине, в японской разведке. Не думай все это разрушить. Просто пойми, сколько сил и жизней придется отдать, чтобы внедрить туда нового человека. И лет!
То, что удалось найти машину Сосновского, было из разряда чудес. Или чистой случайностью. Но так говорили оперативники из местного управления НКВД. Сам же Буторин в случайности не верил. Годы работы в разведке, работа в группе Шелестова приучили его к тому, что любое последствие имеет конкретную причину. Каждый твой поступок в будущем не останется без следа, ты пожнешь то, что посеял. А твои поступки — след твоего характера, твоей решимости, умения мыслить и поступать. Виктор приказывал, уговаривал, даже угрожал, и поиски Сосновского продолжались. Ему даже нашли на несколько суток самолет «У-2», на котором он облетел не одну сотню километров тайги, садился у деревушек, к которым зимой не было дороги, которые могли лежать на гипотетическом пути следования Михаила. Буторину почему-то верилось, что Сосновский не погиб, а идет по тайге. С кем, куда — это неизвестно, но он жив. Не такой человек хитроумный Михаил Сосновский, чтобы погибнуть просто так.
