От клокотавших эмоций скорости я не сбавляла, а наоборот ускорялась. Мне надо было сбежать на волю. Срочно нужен был глоток воздуха. Хотелось выбраться из невидимой удавки, которая появилась на шее, едва опасения подтвердились. Одно дело слухи, ранее достигавшие ушей, а другое, когда отец твердо объявил о незваном госте, что прибудет на свадьбу.
Зверь шел за мной. Знакомая с мужчиной я прекрасно осознавала его желание отомстить отцу, Рафаэлю и, в целом, семье Вацлавов за нападение на оазис. Но самое главное другое — он шел за мной и, нет, не по причине чувств. Надо быть совсем наивной дурой, чтобы хоть на секунду поверить во вспыхнувшие вдруг «чувства» у подобного мужчины. Все его чувства концентрировались ниже пояса. Но даже этого мало, как бы ни была хороша новая плоть для занятий любовью, интерес к женщине у мужчин со временем угасал. Я много раз слышала подобное высказывание от воинов отца, которые, думая, что я мальчик, вели совершенно разносторонние разговоры.
Почти без проблем, лишь с небольшими ссадинами, добравшись до комнаты, я ощутила, что ладони и шея покрылись каплями холодного пота. Я боялась? Нет. Скорее работал инстинкт самосохранения, ведь в обмен на жизнь отца, я дала клятву, которую не выполнила.
Надо быть совсем глупой, чтобы не опасаться его гнева, а я не была глупой. Я всегда была практичной и находчивой.Не честной девушкой, Не правильной, а скорее аморальной в глазах нашего общества. Но мне не важно их мнение, поскольку они не знали каково быть в Моей Шкуре!
Первым делом сняла проклятую серьгу-пирсинг, чувствуя облегчение, словно я освободилась от оков рабовладельца. От его невидимых наручников. Я СВОБОДНА от тюремщика. Для меня он больше никто! Пустое место.
В тот же вечер я впервые за несколько месяцев позволила себе подумать об Артуре. Поднялась на крышу дворца, где находилось несколько позолоченных куполов, а между ними разбит цветущий сад. Аромат цветов и уединенность меня неизменно притягивали. Прекрасное место, где можно вспомнить и в спокойной обстановке проанализировать прошедшие события.
Для Зверя я была маленькой диковинной зверушкой, которую можно пощипать за лапу. Если игрушка будет умна и потерпит экзекуцию, то палач будет милостив со зверушкой. Даже накормит и напоит, даст некую волю и свободу. В случае, если диковинка ощетинится или, не дай красным пескам, будет столь глупа, что цапнет благодетеля, он немедля вырвет ей зубы или оторвет лапу. Бонифаций захотел — посмеялся над глупым зверьком, пощупал его на предмет мужских органов, захотел привязал к столбу и заставил ночь провести под свечением красного песка с риском ослепнуть. Взбесил паренек и отдал его в бордель. Захотел — вернул обратно во дворец. Пока зверек не трепыхался, почему бы и нет? Мог даже стать на время спокойным и заботливым хозяином. Дать работу и возможность учиться оборванцу. А почему нет? Он ведь не садист, а вскоре повелитель целой земли. Ради разнообразия мог подать милостыню глупому юнцу.
Когда узнал о том, что мальчик и есть сбежавшая Роза на некоторое время мне показалось, что он был заинтригован рабыней, посмевшей обмануть, начал присматриваться к ней. Вероятно, в тот момент на некоторое время я была переведена из статуса «зверька» до статуса «девушки». Но и в этом положении он относился ко мне, как глупой неодушевленной вещи, у которой мозга быть не должно. Только желание услужить, выполнить. А в случае непослушания он применял наказания, изгнание, причисление к статусу падших.
Для Бонифация не было равных, но, надеюсь, он понял, что хоть немного просчитался.
Оглядываясь назад, я до сих пор не смогла бы в точности определить свои чувства к нему. Мне некогда было думать о девичьих чувствах, поскольку единственной целью являлось выживание.
Хорошо было на крыше в одиночестве, я заметила, как стало смеркаться, после этого солнце прекратило припекать, но зной продолжал морить. Поставив локти на бордюр, я посмотрела вдаль, но видела, как и всегда темноту. Тогда-то я услышала тихий голос.
—Нет, что вы…я не из…этих… я благородных кровей! Мой папенька вас…вас…наругает!— весьма жалко прозвучал девичий испуганный лепет. Я с долей скепсиса приподняла бровь. Она-то сама верила в свою благородную кровь?
—Неужели!?— с долей наигранно преувеличенного удивления переспросил мужчина. На смешное замечание раздался дружественный уродливый смех.— А я-то не знал, что каждая оборванка в шароварах и потной одежде — это непременно представительница благородных кровей.
Судя по количеству голосов, да и дальнейшему диалогу к девушке приставали несколько слишком настойчивых подвыпивших поклонников. В замок прибыло уже достаточно гостей из других земель, и я искренне раздосадована, что кто-то из них нарушил мое уединение!
—Не трогайте меня!— взвизгнула незнакомка, на что послышался шум крыльев птиц. Словно стая птиц, прежде сидевшая на крыше дворца, услышала испуганный визг, а после этого резко вспорхнула в небо.— Не трогайте! Пожалуйста!
Ее голос становился все более жалким и никчемным. Я скучающе подперла кулаком щеку, чувствуя порывы ветра на лице, уверенная, что мне нет дела до девчонки. У меня своих проблем достаточно. Мне все равно. Вот вообще все равно. Надо головой думать и не уединяться. А молодой девушке благородных кровей, чтобы сохранить честь и достоинство и вовсе следовало ходить на пару со служанкой.
—Не пугайтесь, милая девушка, будьте милостивы и скрасьте наш досуг.
О! Да. Скрасить досуг им только и требуется. В скором времени раздался пьяный хохот, который уверил в нетрезвости мужчин. Крик девицы. Плач. Скулеж. Ох, как меня все это раздражало! Соберись, глупышка, дай им по одному месту и беги. Но девушка не слышала моего мысленного приказа, а предпочла надсадно закричать, после чего, избегая разоблачения, мужчины поспешили закрыть ей рот. На миг стало тихо, а потом прозвучао особенно жалкий девичий плач, полный животного первобытного страха. Вывернувший меня наизнанку. Если поначалу я могла претворяться глухой, закрывать ладонями уши и делать вид, что не слышала паники, то после этого звука я больше не могла физически оставаться спокойной. После этого утробного воя постепенно к горлу поднялась горечь, а ладони сильно вспотели. Их даже пришлось вытереть о платье. Мне становилось всё дурнее. Будто это меня терзали живьем. Но, даже ощущая некую связь с девушкой, я продолжала сидеть на лавочке и покорно слушать ее мольбу.Не двигалась, прекрасно понимая, что слепая девушка мало чем поможет. Да я и не обязана была помогать. По какой причине?
Может меня что-то зацепило в ней? К примеру жизнелюбие, ведь именно это качество говорило в ней, когда одинокая девушка решила поздним вечером полюбоваться на мир с крыши дворца? Или я вспомнила себя — такую же любопытную несколько лет назад. Возможно, если ей кто-то поможет, а не оставит на произвол судьбы, то она станет достойной женщиной. Не такой, как я. Холодной, грешной, аморальной.
Прекрасно осознавая бессмысленность действий, я оттолкнулась от стены. Трогая высокие бордюры с цветами, направилась к голосам. Завернув за купол, я оказалась, видимо, в эпицентре событий, поскольку голоса послушно стихли. Я понятия не имела, каковы будут последствия. Поздним вечером и в столь интимной обстановке мужчины могли надругаться надо мной и над этой глупой девчонкой.
