Она встала рядом с Вацлавом рядом, но опустилась на колени перед Максимом. Не знаю искренне или нет, но начала оправдываться:
- Прости, прости Максим, я правда не хотела... я не знала... не думала, что он посмеет тебя тронуть. Я лишь хотеладосадить ей! - плача, и моля о прощении красными длинныминогтями она вытирала чёрные разводы от туши под глазами, а слёзы продолжали капать ей на пальцы. Но неудобства ее мало волновали, все внимание на Максима.
А мыс Вацлавомявно лишние между этими двумя, но тем не менее до некоторых пор мы продолжали слушать и не перебивали искреннее прощение. В один момент я была почтиуверена ещё немного, и она бы на эмоциях призналась в любви Максиму. Причем при своёммужчинеи при всейнеуместностиподобных слов. Видимо, и ее мужчина также подумал. Взял ее за длинные, наращенные волосы и поднял за них вверх, заставляя стоять рядом.
- Достаточно! Ты оскорбила своего господина, - громко со сталью в голосе заметилВацлав, прерываяглупую и бесполезную болтовню, после чего обратился к нам с Максимом. - Она сама призналась в афере. Не волнуйтесь, она будет наказана... Максим, а ты ранен.
Как бы между делом Вацлав обратился к нему и кивнул на его футболку, покрытую кровью. Примерно под ребрами расползалось маленькое кровавое пятно.
– Заживет, -отмахнулся тот. - Ты мне лучше скажи, когда этих чмошников выпустят. Я их где-нибудь подкараулю. Прям кулаки чешутся.
Он демонстративно почесал костяшки пальцев, итак сбитые до крови. Куда же еще-то? Драчун.
На поляне продолжаласьсуматоха, сарациныловили молодых людей и сопровождали линией к водному транспортному средству ик береговой охране. Джокер сидел на земле, одежда итак грязная, снял майку и вытирал кровь и черные разводыс лица. Я не смотрела на него, а он на меня. Между нами по-прежнему прочная, глухая стена из непонимания.
Вскоре за нами прибылачёрная машина - седан с наглухо тонированными стекламии повезла в больницу. Еще на поляне Максиму промыли рану и сделали перевязку медики из береговой охраны. Рана не глубокая, скорее скользящая от шипа, но медицинский осмотр обязательно надо сделать. А ехать он отказывался. Пришлось и мне туда ехать, хитростью давить на мужское эго. Видите ли, одна я боялась ехать в больницу.
В машине мы вновь молчали. Я смотрела в свое окно — направо, Максим — налево, а между нами пустота и еще один человек поместится. Шофёр опустил стекло, отделяя себя от задних сидений, и, давая возможность спокойно поговорить наедине.
- Спасибо, - сказала стеклу и дыхнула на него. Стекло сразу запотела, а я начала рисовать на нём линии. Хотя от пережитого страха руки немного дергались и получалась не прямая линия, а скорее зигзаг. Максим не отвечал на благодарность, а меня напрягало гробовое молчание, как будто мы сдохли, а ведь с таким трудом выжили. Я несколько раз уже теряла веру в лучшее.
- Я так понимаю, вы всё спланировали?
Меня очень сильно интересовал вопрос - собирался он терпеть боль ради меня? Больше похоже, что это получилось случайно.
-Я выступал приманкой. Приехал первым, чтобы отвлечь Флава от его дружков, а Вацлавтем временем должен былприплыть морем. Два пути к этой поляне — поскольку дорогу перекрыли, оставалось море. Если бы они не отвлеклись на меня, то шум катеров вполне можно услышать с берега, и они бы легко сбежали вместе с тобой. Этих уродов надо было проучить, чтобы не смели переходитьдорогу. Ничего их пропетушат, покажут рай в тюрьме и впредь они будут за несколько километров обходить меня.
- А, понятно! - я перестала разглядывать Джокераи отвернулась вновь к окну. Значит просто приманка и его не должны были ранить. И даже оказывается не ради меня, а ради того, чтобы проучить парней. Он ничего не терял. Значит, не собирался со мной помирать?
- Ты оказывается четкая девчонка. Тебе можно доверить прикрыть спину, - Он отвернулся от окна ко мне. И этот внимательный взгляд я ощутила всей кожей, каждым волоскомна теле.
Это похвала за то, что влезла в драку и разбила голову Флаву?
- Ты тоже ничего...бываешь, - не знала, как ещё похвалитьзасмелость.
Глава 36
POV Катя
Прибыли в больницу далеко за полночь. Дела Максима оказались гораздо хуже, чем тот утверждал: сломано три ребра; скользящее ножевое ранение на правом боку. Я вовремя его процедур устроилась в двухместной палате на третьем этаже центральной больницы, куда нас привез водитель Максима. В маленьком помещении - две кровати, расположенные по разные стороны, в третьей — дверь, в четвертой -окна. Мебель, обои, занавески голубого цвета, что невероятным образом успокаивало. Ох, насколько ненавидела белый цвет в больницах. Он давил. Будто приглашал на тот свет и заранее говорил, отсюда живой не уйдешь. Из этого белого света перелетишь на тот белый.
Медсестра помогла обустроиться, показала где вещи первой необходимости, где ванная и туалет - на этом же этаже на право вдоль коридора.
Я, сидя на кровати Максима, смотрела на ночной остров и прислушивалась к звуку пешеходного перехода, нарушавшего тишину глубокой ночи. Максим пришел через пару часов, когда я почти поддалась притяжению к мягкой подушке и едва не уснула. Дежурный врач зашил и перевязал туловищу больному, который теперь чувствовал себя неповоротливым медведем, так и заявил, пытаясь сесть на кровать с забинтованными ребрами:
- Навязали эту хрень, теперь не согнешься нормально, будто я присмерти.
Я не знала, что делать и как себя с ним вести. Мысли запутались в клубке эмоций после его неожиданного хода. Это был запрещенный прием. Нельзя позволять себя бить, а потом прикрывать меня от нападавших. Запрещено вести себя, как человек!!! Нельзя! Это путает и пугает. Я привыкла к плохому (вражескому) отношению.
И вновь я не спросила, что произошло, а он не вдавался в подробности. Может устал, ведь его долго били. Его очень долго били и странно, что не потерял сознание во время драки.
Максим аккуратно присел на кровать, а я, чувствуя вину за сломанные ребра, изъявила желание помочь. К тому же, жалко голубое постельное белье, а Максим частично в крови. У дежурной медсестры взяла влажные салфетки и тщательно начала отмывать больного. Абстрагировалась от обстановки и внимательных глаз Максима. Протирала его шею, кадык, грудь от крови. Пальцы немного дрожали, ощупывая его кожу. Но в глаза больному старалась не смотреть. Уж слишком сильно следил за моими движениями, за пальцами, губами. Будто хотел что-то сказать или наоборот обдумывал и находился за пределами этой палаты. Не со мной. Но тем не менее «стекла» поблескивали в темноте и своим вниманием не давали нормально выполнить задачу. Смуглая кожа поблескивала влагой после салфетки, словно языком по ней недавно провели.
Когда спустилась до твердой мужской груди и протерла кожу возле соска, предел моему терпению настал. Его постоянное внимание за моей мимикой, ощущение, что пытался прочитать мои мысли или итак их знал.
Да почему такое осязаемое напряжение? Максим предпочитал молчать, нет, бы гадость какую сказал. И тело его вроде было почти чистое, лишь несколько грязных полосок видела прежде, а теперь как назло, то там, то здесь обнаруживала новые грязные мазки крови. Это просто вселенская подстава, чтобы как можно сильнее замучить. Воздух в помещении опасно накалился, уши и лицо покрылись огнем. Это идиотское ощущение — этот ураган в мыслях уже надоел. Не возможно соображать, когда он дышал почти на ухо и мне в губы. А те уже давно пересохли, хотелось провести по ним языком, но боюсь это будет, как знак к действию.
