Когда парень прекратил целовать, то по-прежнему держал меня за щеки. Его губы чуть приоткрыты и сквозь них рваное дыхание. Я испуганная. А он вряд ли испуганный, может немного сбитый с толку. Ошарашенный. Потому что я заревела в голос, не справилась с эмоциями. Пихнула парня в грудь и побежала по лестнице вниз, держа полы шубы без пуговиц. Перешагивала через любопытных зевак, которые смеялись вслед. Кому-то наступила на ногу, в ответ над головой пролетела бутылка пива и обрызгала одежду и обувь. А я всё бежала, перепрыгивала через ступеньку и, не переставая рыдала.
Грязный бедняк украл мой первый поцелуй! Это так мерзко и страшно. Губы пылали и болели от напора и противный запах лимона ощущался во рту и на щеках, и лице. Повсюду на одежде. Как назло, не запах перегара, а одеколон.
На улице вспомнила о сумке, которая валялась не тронутой на асфальте. Меня не преследовали, но остаток пути я бежала, боясь остановиться.
Глава 2
После встречи с отморозками я заявилась домой в таком виде, будто меня избили или обворовали. Зареванная с растекшейся тушью под глазами в облезлой мокрой шубе, трясущая, как осиновый лист на ветру. Думала родители начнут с крика, возможно ударят, но мать, стоя наготове в прихожей, злая с кулаками, упертыми в бока, молча оглядела дочь, сделав соответствующие выводы, и прикрыла ладонью рот. Затем начала вспоминать господа Бога, при условии, что мама не сильно верующая.
И вместо покоя, одной рукой я стирала свои незаметные слезы, второй гладила маму по макушке. Прогнав отца, чтобы не подслушивал, мы заперлись в комнате для гостей и долго разговаривали.
—Меня не насиловали. Я просто упала в лужу и попала в метель, оттого расстроилась. Видишь, вся красота насмарку!— продемонстрировала полуразвалившийся мокрый колосок.
Я сидела на черном диване, а мать напротив на стуле, руки поставив на колени и в упор разглядывая меня на предмет синяков или ссадин.
—А это что?— трясущимся пальцем мама дотронулась до моих губ и подбородка.
—А что там?— повторила, прикасаясь к лицу.
Я ничего не чувствовала кроме дикого холода, от озноба зубы стучали друг об друга. Я настолько продрогла пока стояла зимой в одной кофте на улице, что другие эмоции и ощущения притупились. Возможно, когда согреюсь и остальные выглянут наружу.
Самое главное не изнасиловали и не надругались. Мало ли, какие у них существуют изощрения.
—У тебя царапины на губах и подбородке,— с подозрением поведала мать.
Я быстро убрала палец от губ, поняла, что это, наверное, раздражение. Когда бедняк облизывал рот было не только не приятно, но и физически больно. Щетина терлась о кожу и доставляла дискомфорт.
Чтобы скрыть смущение и ложь, я встала с дивана, прячась от осмотра матери и начала беспокойно топтать ковер. Прошла к стеклянному шкафу. Достала первую попавшуюся книгу, как оказалось сентиментальный роман. Бабушка обожала дамские романы, вот оставила нам наследие. Я повертела книгу с изображением влюбленной пары, сплетающейся на персидском ковре в страстной агонии любви. С трудом сдержалась чтобы не плюнуть на их губы, соединенные в поцелуе. До того мерзкими и слюнявыми показались эти поцелуи. Что в них возбуждающего и приятного?
—Я просто с мальчиком поцеловалась,— с трудом выдавила полуправду. Не стала рассказывать, что парень насильно забрал поцелуй.— Наверное, он меня уколол. Ничего не приличного.
Крепко вцепилась в корешок книги. Красивую обертку хотелось разодрать, порвать на много жалких кусков, хоть так убрать из себя гнев и ощущение тупика, паники, в котором пребывала в то время и откуда не выбраться и не уйти.
Мерзкие поцелуи и мужчины такие же!
—Смотри у меня!— погрозила мать пальцем. Этот жест отвлек мое внимание от просмотра книги.— Я надеюсь это не какой-нибудь взрослый женатый мужчина? Откуда борода-то такая? Смотри хвостом не крути, а то оторвут. И вообще вечно разоденешься, как девушка легкого поведения, тебя грех не изнасиловать. Вон какой вырез на кофте! Чтобы я больше…
Вот мама и успокоилась. Перестала беспокоиться за дочь. Я закрыла дверцу шкафа, сунула книгу под мышку и пошла на выход из комнаты.
—Я с тобой еще не закончила!— раздраженный тон матери вызвал разве что скуку. Бедняки страшнее в десятки раз.
—Мне надо согреться, я продрогла. Но если хочешь, чтобы я заболела, то разумеется продолжай!— развернулась и вновь присела на диван. Подняла бровь вверх и молча уставилась на мать в ожидании дальнейшей лекции, возможно оскорблений или нотаций. Сейчас мне только эти вещи нужны, только вынос мозга, а не тепло и объятия.
—Иди,— злобно пыхтя, кивнула мать на закрытую дверь. А весь вид просто кричал о недовольстве, хмурится, злобно поджимает тонкие губы, волосы в пучке всё время поправляет, боясь вероятно, что ее идеальность под угрозой.
На той же недели мать отвела к гинекологу проверять насиловали или нет. Хотя, думаю то была очередная попытка ненавязчиво разузнать обо мне побольше, узнать начала половую жизнь или нет.
Почему не рассказала матери? А о чем рассказывать? Как издевались надо мной? Нет уж, я похороню эту тайну с собой. Никто не должен знать об этом позоре. Вспоминать противно, меня будто испачкали и оставили грязный след во мне. Ноги вытерли, плюнули в лицо, размазали и ударили. Что-то похожее ощущала первое время после происшествия, но потом мысленно отгородилась, сделала заслон в памяти, куда замуровала то событие. Я будто посмотрела фильм, где была лишь сторонним наблюдателем. По сути со мной ничего не сделали, да, испортили губы, но не более. Я жива, здорова и всё забудется со временем.
По вечерам не выходила на улицу, пряталась за стенами дома. Стала вести одинокий образ жизни, потому что девочки из класса предлагали периодически погулять, но я отказывалась, боясь встретить вечером тех «людей». Я ведь их обманула, не дала денег, не пришла на встречу с тем парнем в капюшоне… И какое будет наказание неизвестно.
Смутно помнила Его лицо, оно было слишком сильно закрыто тканью куртки. Виднелся только квадратный подбородок с ямочкой и черные глаза, похожие на горький шоколад.
Едва вспоминала Его, как от беспомощности и паники внутри поднимался шторм, буря эмоций взрывалась и начинали разъедать мое мнимое с трудом приобретенное спокойствие. В такие минуты у меня был взгляд маньяка, карие глаза сужались в одну маленькую точку. И сама я сжималась, горбилась, будто хотела исчезнуть. Стержнем ручки делала дыры в тетрадях, а потом рисовала в местах дыр — голову и глаза. Представляя, что это его карие глаза.
* * *
Мама и папа из бедняков, пять лет назад им подарили статус богатых. Что это означало? Родители накопили достаточно активов, чтобы считаться богатыми, ну и конечно заимели хорошие связи, чтобы провернуть все дела по поднятию статуса и переезду на богатую половину города. С тех пор жизнь полностью поменялась, прежде мы были семьей Романовых, а стали Роман. Смена фамилии — тоже требование по статусу. Новая школа. Старые друзья остались в другой, прошлой жизни.
