Вернулся шейх спустя много часов, по-прежнему бодрый. Влетел в палатку, всего за секунд пространствосвоей бушующей энергией. После битвы рубаха на нем разорвана, пропитана пыльюи кровью;лицо лоснится от пота; грудь, видимая через разорванную рубаху шумно вздымалась и гневно опадала, выдавая праведный гнев:
- Сукины дети, воспользоваться моментом, когда я вынужденоослаб!? Но кара не заставила себя долго ждать! - с поистине зловещей улыбкойшейх начал раздеваться и снимать с себя грязные тряпки. А я не стала наблюдать за его раздеванием, вместо этого погладила лежавшего рядом со мной сына.
Шейху неведом страх обычных смертных и поэтому на смертельныйбой он направлялся подобноженщинамна светский вечер.
- Они напуганы, - пояснила очевидные вещи тому, кто лишен подобной эмоции. Время от времени я поглаживалахудые безжизненные пальцы сына, а краем глаза ненарочнофиксировала процесс раздевания мужчины.
- А ты - обычная женщина была не напугана? Мне следует уволить всех членовармиии нанять тебя единственную в качестве моего оруженосца?
Попытка разрядить обстановку удалась, вызваланепроизвольный смех. Просто я слишком счастлива, что Азамат за месяц не умер и появилась слабая надежда на улучшение.
- С твоей стороны было очень жестоко привязать меня к своему мечу. Я еще долго не смогу нормально двигать руками.
Подняла конечность строго вертикально, а потом расслабила и охотно показала, как табез сил с характерным шлепком плюхнулась обратно на одеяла.
- Уверен. Уже завтра будешь прыгать по палатке и махать мечом, - мрачноепредположениееще большеразвеселило.
Я не ослышалась? Меня похвалили? Дважды?Очень странно и необычно слышать это из уст самого неласкового мужчины, которого я когда-либо встречала.
- Ты...тоже бываешь… неплох… - буркнула в подушку. Это максимальная похвала, на которую я была пока способна из себя выдавить.
Впервые за долгое время я чувствовала себя…себя… защищенной. Какое противоречивое чувство неожиданно возникло, когда я оказалась здесь. Столько дней не могла нормально спать, а сейчас сон медленно захватывал разум, прикрывал мои уставшие веки.За стенами палатки наконец-то стало оживленно, хоть и причина выхода людей весьма печальна. Крик, шепот, плач, хрипящий кашель с кровью, предсмертные стоны. В любой момент могут напасть притаившиеся мятежники, а я настолько расслаблена рядом с Артуром и Азаматом, что готова доверчиво заснуть и доверитьохрану себя и сына шейху...
Всего на секундуприкрыла глаза, скрестивпальцы ссыном,и под грозный голос Артура, вибрирующий в каждойклетке моего организма, мгновенно заснула…
***
В темнотеночью я, к сожалению,не разглядела сына и только на утро на левой сторонеспящего личика обнаружила глубокие "рытвины". Будто неизвестный моральный урод вырезалкожу тупым ножом, не ровно, без душно, а потом обратно наизнанку пришил уродливо и криво. Глубокие рытвины покрыли не только лоб и щеку, нои веко, отчего казалось что кровавая гематома полностью залепила глаз. Возник страх и тяжелое сомнение насчет того, сможет ли Азамат видеть левым глазом? Еще два дня нервной тишины и слепой веры в лучшее, а потом красные пески смилостивились. Возможно услышали мои молитвы и просьбы. Или простили нас - грешных рабов.
На третий день Азамат раскрыл сонные глаза изаворочался. Будто проспал ночь, а не целый месяц. Сладко зевнул на радость мне и потянулся, лежа клубком между мной и Артуром. Обнаружив нас рядом с собой, удивленно захлопал ресницами,ведь впервые просыпался и рядом со мной, и рядом с отцом, защищенный нашими телами со всех сторон.
В тот день он не заметил того, как мы слишком молчаливо и пристальнонаблюдали за его пробуждением. За новым рождением. Именно так я восприняла его пробуждение. Артур подарил моему сыну новую жизнь и мне до конца дней с ним не расплатиться.
Я не хотела омрачать радость от его пробуждения и потому первые дни не давала ему посмотреть на себя. Благо зеркал в лагере мало, но однажды только на пять минут вышла по делам и не уследила, какон тайком выскочил на улицу поиграть со знакомой девочкой. Аона… она завизжала, увидев его лицо. Прогнала его с горькими словами:
- Фуууу! Уйди! Фу, безобразный!
Она сказала моему сыну «фу»! Как мерзкой псине!
Азамат такой растерянный прибежал, не поняв в чем дело, тогда же пришлось сознаться и дать проклятое зеркало. Тяжелоне иметь возможности исправить свои ошибки, а просто наблюдать,как он рукавом агрессивно стирает унизительные жалкие слезы при виде своего лица.
Чтобы было легче спрятать свою слабость, я прижала его лицом к груди, чувствуя как дрожат худенькиеплечи. И саму в тот моментзадушили слезы.
Мне хотелось взять мелкую дрянь на руки, перевернуть и головой в песок воткнуть, как гвоздь в деревяшку, но останавливало только то, что это маленькая глупая невоспитанная дура не виновата. Это ее мамаша нормально не воспитала!
Азамат впал в агрессивно-равнодушное состояние. Больше не было того активного мальчика. Этот передвигался лениво, не желая что-либо делать, замкнулся в себе. Огонь «детской активности и веселья» потух. Этот мальчик отвечал холодно и грубо, а Артура и вовсе игнорировал и старался не попадаться ему на глазах. Вечером притворялся спящим, когда приходил шейх. То лиизбегал его за то, что ему стыдно. Ведь теперь он стал некрасивым принцем, а принц - прекрасноелицо земли? То ли не знаю. Других причин злости на Артура я не нашла.
Один раз из Азаматавсе же вырвался вопрос:
- Мам, я останусь уродом? - откуда такие жестокие слова?
- Ты не урод, не говори плохие слова. Обещаю, все женщины будут бегать за тобой, - обняла его щеки ладонями и попыталась пошутить. - Шрамы украшают мужчину и тебя украсили. Посмотри на своего отца. Его тело и лицо хранят отпечатки многочисленных ранений. На одном лице у него пять видимых шрамов, но это нисколько не портит общегооблика, а на теле его невозможно сосчитать точное количество шрамов. Сколько бы не пыталась, я всегда со счета сбивалась.
Почему-то от моих слов он сильнее озлобился, гневно сбросил мои руки со своего лица и накричал:
- Его шрамы служат доказательством отваги и бесстрашия, а мои о чем будут говорить? - он жестко ткнул себе в заплывший левый глаз пальцем, словно наказывал себя.Еще и еще раз больно уколол пальцев себе в глаз.- Слабак едва не умер от обычной болезни?
В порыве гнева он задел чашу с водой и рванул на выход из палатки и даже не обернулся на зов. Просто не пожелал меня слушать.
От отчаяния у меня опускались руки и впервые я не знала, как достучаться до сына, как найти ключ к его двери, за которой он спрятался.
Артур ни слова не говорил. Молча наблюдал за нами. Иногда хотелось, чтобы он проявил хоть каплю ласки по отношению к Азамату. Поддержал теплыми словами, но это все равно что мечтать, чтобы скала начала петь!Он не способен на ласку. Артур казалось даже не видел в шрамахникакихпроблем и искренне недоумевал, отчего мы грустим и ссоримся.
