Играть же перед друзьями-детективами было не нужно. Мирославу вообще ничем не проймёшь, зато она способна находить ответы на самые непростые вопросы, а Морис, как человек воспитанный и тактичный, умеет так проявить сочувствие, что тяжеленный камень, лежащий на душе, сразу начинает уменьшаться в размерах.
Наполеонову сейчас, как и нередко прежде, требовались и поддержка, и сочувствие.
Увидев лица детективов, Шура испытал облегчение прямо на пороге – ему были рады, его ждали.
–Скоро будут готовы отбивные из говядины,– сказал Морис.
–Спасибо.
–А в холодильнике коробка с «наполеонами»,– добавила, улыбнувшись, Мирослава.
Торт и пирожные «наполеон» были любимым лакомством Шуры. Конечно, он предпочитал домашние, те, что восхитительно готовил Морис, но и перед испечёнными в кулинарии «У дома» тоже никогда устоять не мог. Вот и сейчас его рот тотчас наполнился слюною. Проглотив её, он сказал:
–Я лучше пойду умоюсь.
После ужина Шуру за язык никто не тянул, он заговорил сам:
–Помните, я вам говорил, что убит бизнесмен Фрол Евгеньевич Тавиденков?
Детективы закивали.
–Так вот, теперь установлено точно, что он задохнулся.
–Как, то есть, задохнулся?– слегка озадачилась Мирослава.
–Ему на голову надели пакет и держали, пока он не перестал дышать.
–Прошлый раз ты говорил, что его камнем стукнули.
–Стукнули. Поэтому он и не сопротивлялся.
–То есть если бы его не оглушили, он мог бы за себя постоять?
–Конечно! Найден и камень, которым его ударили.
–Да ну! Как вам это удалось?
–Это всё Легкоступов,– нехотя признался Наполеонов.
–Расскажи поподробнее.
–Да что тут рассказывать!– начал Наполеонов несколько возмущённо.– Я говорил этой дылде, чтобы он не шлялся с фотоаппаратом по окрестностям и не щёлкал всё, что ему на глаза попадётся. Но ты ведь знаешь Валерьяна!
–Знаю,– усмехнулась Мирослава.
–Пока группа оставалась на месте преступления, эта личность, склонная к художественным отступлениям, гуляла по усадьбе и наслаждалась её красотами! Знала бы ты, сколько он нащёлкал всего!
–Догадываюсь.– Мирослава попыталась скрыть улыбку, но это ей не удалось.
Наполеонов скрипнул зубами, но потом, усмирив бунтующее в нём возмущение, продолжил более спокойно:
–Кроме всего прочего, он сфотографировал клумбу.
–О!– вырвалось у Мирославы.
–Я бы тоже сказал «о», если бы застал его на месте преступления!– проворчал следователь.– То есть в тот момент, когда он фотографировал клумбу. Но я был занят…
–Я понимаю тебя, Шурочка! Но ради всего святого, не тяни! Что там не так с клумбой?– спросила Мирослава.
–Сначала, как признался сам Валерьян, он сфотографировал её исключительно в эстетических целях, очень уж на ней росли красивые цветы и травы. Но потом, когда он проявлял снимки, обратил внимание на то, что один камень лежит как-то не так по сравнению с другими камнями – своими собратьями.
–Что значит глаз художника!– восхитилась Мирослава.
Шура метнул в подругу детства неодобрительный взгляд, её искреннее восхищение талантом художника показалось ему неуместным и чрезмерным. Судя по тому, как молчал Морис, он тоже не одобрял её эмоций. Хотя у него были на то свои причины, связанные никак не с искусством фотографа, а с тем, как время от времени Волгина смотрела на Легкоступова.
–Шура! Завидуй молча,– усмехнулась Мирослава и поторопила друга детства:– Рассказывай, что было дальше.
–Сама же прерывает меня своими охами и ахами,– сердито проворчал Наполеонов, но, получив ощутимый тычок в бок, послушно продолжил:– Валерьян показал снимок мне, я – Незовибатько. Афанасий Гаврилович велел тащить камень в лабораторию. Наши сотрудники изъяли его со всеми предосторожностями при свидетелях и доставили камень эксперту. А на нём следы крови. Представляешь?!
–Представляю. Молодец Валерка! То есть Валерьян! Вот что значит художественно зоркий глаз!
–Опять ты за своё!– рассердился Наполеонов.– Можно подумать, что он один молодец,– обиженно пробухтел Шура.– А всех остальных на свалке нашли.
–Нет, вы все молодцы,– похвалила Мирослава. И чмокнула друга детства в рыжевато-русую макушку.
Наполеонов сразу же приосанился. Мирослава, глядя на него, невольно вспомнила предупреждение владельцев ездовых собак о том, что нельзя хвалить и ласкать только одну собаку в упряжке, другие могут загрызть её из ревности.
«А мужчины, как известно,– усмехнулась она про себя,– создания стайные, в отличие от женщин, которым больше досталось кошачьих повадок».
–Вы установили, чья кровь на камне?– спросила она.
–Тавиденкова, конечно! Ты что, не врубилась?– Наполеонов посмотрел на подругу детства подозрительно.
–Ну, почему же,– обронила она,– просто я хотела услышать это от тебя.
–Считай, что услышала.
–А отпечатки пальцев есть?
–Есть!
–Известно, кто их оставил?
–А то!– Наполеонов обвёл лица детективов торжествующим взглядом.– Преступник задержан. Можешь об учителе истории не беспокоиться.
–Хорошо,– кивнула Мирослава,– ты нас успокоил.
Наполеонов неожиданно сник.
–Что с тобой, Шура?– забеспокоилась Мирослава.
–Парня жалко.
–Какого парня?
–Который убил этого кровососа.
–Кто он?
–Простой работяга, доведённый до отчаяния.
–Он мог не убивать хозяина, а просто уволиться,– осторожно заметила Мирослава.
–Тебе легко говорить!– неожиданно взорвался следователь.– У тебя ни детей, ни плетей! Ты сама себе хозяйка! И умеешь зарабатывать деньги.
–Они нам с Морисом нелегко даются,– ответила на его, как ей показалось, незаслуженные упрёки, Мирослава.
–Знаю, знаю!– замахал на неё руками Шура.– Вы рискуете чуть ли не каждый день!
–Я этого не говорила.
–Но подразумевала!
–Если на то пошло, то и ты рискуешь не меньше, чем мы.
–Меньше,– неожиданно успокоился Наполеонов.– Прости, у меня прорвалось.
–Бывает,– со снисходительной лаской в голосе отозвалась Мирослава.
–Посадят парня,– вздохнул Наполеонов.
–Но ведь, насколько я поняла, его вина ещё не доказана.
Шура махнул рукой.
–А что говорит сам твой работяга?
–Он не мой! Твердит, что не убивал.
