–Она вас знает в лицо и может засечь.
–Ничего, я умею быть незаметной. Машину я возьму другую.
–«БМВ»?
–Шутишь?
–Но у нас нет других машин,– напомнил он.
–Зато у Люси их в избытке.
–У меня как-то вылетело из головы, что ваша подруга – владелица автосервиса.
–Ох, не любишь ты Люси,– с притворной укоризной покачала головой Мирослава.
–За что мне её любить,– огрызнулся Морис.
–Хотя бы за то, что она к тебе неровно дышит,– улыбнулась Волгина.
Миндаугас презрительно фыркнул и отвернулся, давая понять, что разговаривать на эту тему он больше не желает.
–Ладно,– подвела итог Мирослава,– ты завтра едешь к Наполеонову высвобождать узника, а я послежу за Тавиденковой.
–Я бы на вашем месте повременил.
–Почему?
–Потому что никакая нормальная женщина не будет ездить по гостям и на шопинг сразу после похорон.
–Согласна, но только в том, что не станет ездить нормальная. А Стелла Эдуардовна…
–Она же не совсем дура,– стоял на своём Морис.
–Ладно, прислушаюсь к твоему мнению и понаблюдаю за прибытием на работу сотрудников конторы двух компаньонов.
–Офиса,– поправил Морис.
–Контора звучит солиднее,– возразила с улыбкой Мирослава.
Морис повёл плечами, по опыту зная, что спорить с Волгиной бесполезно.
–Кстати,– сказала она,– интересно, доля Фрола Евгеньевича перейдёт вдове?
–Может быть, половина ей, половина – дочери. Если нет других пунктов в завещании.
–Ты прав. А теперь нам лучше немного прогуляться по саду и лечь спать, потому как, если ты хочешь застать Шуру на месте, тебе придётся выехать пораньше.
Миндаугас согласился с ней и предложил вместо прогулки просто посидеть у пруда. Дон отправился с ними и сразу же занял свой наблюдательный пост, забравшись на большой камень, с одной стороны покрытый мхом. Однако лягушки в августе теряют интерес как к вокальному, так и к хоровому пению. Да и кувшинки в это время уже спрятались в воде. Поэтому Дон слез с камня и забрался на лавочку, внедрившись между Мирославой и Морисом. А они привычно стали гладить его в две руки.
Утром Мирославу разбудил аромат, состоящий из смеси лимона и ванили, поднимавшийся снизу.
«Что это может быть такое?»– подумала она сквозь сон, а когда разлепила веки, сообразила, что это Морис что-то печёт.
Она спустилась по лестнице и прошла на кухню. Так и есть! На столе на блюде уже остывала горка лимонных кексов.
–И чего тебе не спится?– спросила она.
–Я подумал, что неудобно ехать к Шуре с пустыми руками,– ответил он.
–Морис! Ты меня умиляешь! Ты что, Наполеонову добрая крёстная, что ли?
–Я не могу быть его крёстной,– ответил Морис серьёзно,– потому что я мужчина.
Мирослава расхохоталась.
–Я даже не могу быть его крёстным,– продолжил Миндаугас, не меняя выражения лица,– потому что я католик, а он православный.
–Ну да, ну да,– покивала Мирослава, она решила не напоминать Морису, что ни она, ни Шура не интересуются религией.
Вместо этого она налила себе чаю, стащила с блюда ещё не остывший кекс и, откусив кусочек, зажмурила глаза.
–Шура растает,– сказала она уверенно.
–Надеюсь, что не совсем,– усмехнулся Морис.
Наполеонов и впрямь пришёл в восторг от одного только запаха кексов и тотчас же сам побежал в приёмную за чаем.
Вернулся он с огромной кружкой и только тут, опомнившись, прокричал:
–Элла, можно тебя на минутку?
Когда секретарь вошла в кабинет, следователь проговорил:
–Смотри, что принёс Морис! Угощайся!
–Спасибо,– Элла кивнула одновременно обоим мужчинам, взяла пару кексов и исчезла.
–Не девушка, а золото,– сказал Шура.
–Так женись!– посоветовал Морис.
–С ума сошёл!– Глаза Наполеонова сделались круглыми, и тут он что-то вспомнил и произнёс радостно:– У Эллы жених имеется.
–Сочувствую.
–Кому?!
–Тебе, такую девушку упустил.
–Да ну тебя,– отмахнулся Наполеонов.– Лучше выкладывай, зачем приехал! Только не говори, что ради того, чтобы побаловать меня кексами.
–А почему нет?– улыбнулся Морис.
–Не верю!– воскликнул Наполеонов.
–Тоже мне Станиславский нашёлся,– проговорил Миндаугас и выложил все собранные факты и вещественные доказательства.
Наполеонов долго смотрел на фотографию спящего в парке на скамеечке Костомарова. Сделал краткие пометки и объявил:
–Я всё перепроверю, переговорю с ребятами, что видели Ивана Терентьевича в ту ночь, и с этим твоим Пентагоном.
–Он не мой,– усмехнулся Морис.
–Ты подозреваешь, что Гоша мог что-то подсыпать в водку Костомарову, чтобы поживиться за его счёт?
–Сомневаюсь, что у Гоши хватило бы на это ума и смелости,– ответил Морис.
–Кто же тогда помог ему заснуть?
–Этого я не знаю. Завсегдатаи «Берлоги» уверяют, что к столику Костомарова никто, кроме Гоши, не подходил.
–Может, Иван Терентьевич сам уснул с непривычки?
–С какой ещё непривычки?– не понял Морис.
–Он говорил мне, что не является любителем залить за воротник.
–И что?– не согласился Миндаугас.– Я тоже не пью водки, но от двух порций точно не усну. Тем более непробудным сном на несколько часов.
–Я, пожалуй, тоже,– сказал Наполеонов.
–Так что, как хочешь, Шура, но дело здесь нечисто. Костомарова тебе придётся отпустить. Тем более что ты и сам этого хочешь.– Морис пристально посмотрел на следователя.
–Хочу-то я хочу, но по закону обязан перепроверить все твои данные.
–Перепроверяй, а я пошёл.
–Спасибо за кексы. Приходи ещё.
Морис улыбнулся, помахал Наполеонову рукой и направился к выходу.
Когда дверь за ним закрылась, Наполеонов вздохнул.
–Опять я остался без подозреваемого.
«И всё-таки у меня гора с плеч. С самого начала я не хотел задерживать Костомарова»,– подумал он…
Мирослава в это время уже находилась возле офиса компании двух партнёров. Она видела, как прибыл навороченный джип Кобылкина. К её лёгкому удивлению, из недр автомобиля выкатился только Денис Сергеевич. Эльвира Родионовна прибыла спустя десять минут на «Рено».
Дина Мурашова, по-старушечьи волоча ноги, появилась со стороны автобусной остановки.
